Виктор Точинов: Стая

– Глотай.

– Э-э… зачем…

– Глотай, тварь! Спецсредство. Для транспортировки особо опасных гадов.

– Я… не…

– Глотай!! Пристрелю!

– Это тебе от Ромы, – сказала Надежда, когда человечек сделал несколько судорожных глотательных движений. – И от Петруся, и от Мишки… И от меня лично.

– А теперь туда, – кивнула на дверь каморки, заставленной какими-то коробками. – Живо!!!

…Таймеры были выставлены на минимальное время, и загрохотавшие в подземелье взрывы они услышали, когда по одному пробирались сквозь раскуроченную железную дверь в подвал лжехутора. Но чуть раньше услышали другое: наверху шел бой.

– Прощай, капитан, – сказал Граев, разжимая ножом зубы мертвеца. – Извини, что так не по-божески…

Крапивин продержался в одиночку достаточно долго – в его «FN Minimi» была заправлена последняя лента, почти полностью расстрелянная, ни одной гранаты не осталось…

Они не успели на помощь совсем чуть-чуть – Надежда, выскочившая из хутора первой, вступила в бой через несколько секунд после того, как смолк пулемет капитана.

Их осталось четверо…

А еще через несколько минут – они перебегали открытую луговину, по очереди, прикрывая друг друга огнем – Валет словно бы споткнулся, но удержался на ногах, и пробежал еще несколько шагов, и лишь тогда упал. И не поднялся.

Граев метнулся к нему, торопливо ощупал… Валет застонал. Жив! Но ранение сквозное, и пуля наверняка натворила внутри немало нехороших дел… Эх, не снял рисковый человек броник с убитого охранника, не надел… Да что уж теперь.

Взвалил Валета на спину, побежал зигзагом… Выстрелы раздирали ночь – два ствола против трех десятков – и Граев ждал, какая же из чужих очередей его . Обошлось.

…От берега их целенаправленно отсекали. Отрезали и огнем, и маневром. И скоро стало ясно – прежним путем не уйти…

К Нарове они все-таки пробились – в полукилометре ниже по течению. Берег здесь был такой же – с песчаным откосом, служащим неплохим укрытием, и с широким открытым пространством перед ним… Такой же – но здесь не было тайника с лодками. Впрочем, лодки помогли бы мало в этой ситуации. На веслах под обстрелом далеко не уплывешь…

Стрельба стихла. Наверняка преследователи сейчас рассредоточивались по берегу, отрезая все возможные пути отхода в глубь суши…

– Хреновая у них спецура, только с памятниками воевать наученная, – сделал вывод Макс. – Подготовишки необстрелянные, под пули лезть боятся… Жить любят. Слушай, Танцор, – а ведь будь патронов побольше, мы б их всех тут положили, точно!

Граев не ответил, бинтуя Валета. Патронов осталось мало, очень мало.

– Ну что, Танцор, – жизнерадостно продолжил Макс, – спички будем тянуть, кому из нас с Надей плыть, кому с Валетом оставаться? Или полюбовно договоримся?

– А в глаз? – спросила Надежда.

– Видишь вон тот мысок? – спросил Граев.

– А за что? Да уж не слепой, – ответил им Макс в строгой последовательности.

– Если там, на мысочке, не сидит кто-то с хорошей ночной оптикой – то с инструкторов этих ребят надо требовать обратно деньги за обучение…

– Брось… Никого там нет. Они ж еще не опомнились, глаза по пять копеек. Плывите, черт с ними, со спичками… А я уж потом, поглубже ныряя. Меня Джазмен натренировал, поклон ему низкий.

– Трепач, – сказала Надежда.

Тра-та-та-та… – сказал ручной пулемет. Как раз с того мысочка. Пули ударили во влажный песок у самого уреза воды.

Граев быстренько подтащил Валета к обрыву, сам прижался к крутому песчаному склону.

Вторая очередь – пули вновь прошлись по песку, теперь на метр ближе. Третья очередь угодила в небольшой изгиб берега.

Мертвая зона – фланговым огнем их не достать. Но ночной заплыв теперь не состоится. Даже пробежать десяток метров по колено в воде не получится.

Все трое молчали. Понимали – вот теперь шансов не осталось.

– Танцор… – послышался еле слышный голос. Граев наклонился к Валету.

– Не говори ничего. Нельзя, легкое прострелено.

Валет не внял. Заговорил – и в негромкие слова вплеталось какое-то побулькивание, похлюпывание. Фразы Крапивин-младший проговаривал очень быстро, на коротком дыхании, но делал между ними длинные паузы.

– Так и так не жилец… Ты спрашивал – за что ненавижу… Я ж тут жил, в Силламяэ… Жена, дом, трое детей… Десять лет душа в душу… Дети на двух языках говорили… Потом начались дела эти, как с цепи сорвалась… Народный фронт, независимость, мигранты-оккупанты… На развод, детей ей, понятно… Пятнадцать лет не видел… Куратами наверняка себя считают… Но я по полной расплатился, Танцор… Не только сегодня… Вот вам порошочка белого, колитесь-нюхайте… По полной… А теперь думаю: на хера?.. Может, лу…