Виктор Точинов - Стая

Увы, Пашке Граеву не довелось пошастать в таинственных подземельях, где скелеты в эсэсовских мундирах сжимают в костяшках истлевших рук поржавевшие «шмайссеры». Ведущий под землю ход оказался перекрыт обвалом – не то естественным, не то вызванным взрывом… Пришлось удовлетвориться лишь рассказами старика.

Однако место Граев запомнил хорошо.

– Не передумал? – с тоскливой надеждой спросил капитан Орлов. – У меня все наготове: катер есть на воздушной подушке – зверь-машина, и всех разом заберет, и огнем с берега прикроет… Всего неделя, как получили, в деле не использовали – кураты о нем пока не знают. «Ибрис» в военном варианте. Не «Самум» и не «Зубр», конечно, – но два КПВТ стоят… Ребята надежные есть, пятеро, – хоть в огонь, хоть в воду, б-а-а-льшие счеты на той стороне имеют. Неужто тебе шесть штыков и огневая поддержка лишними будут?

Орлов очень хотел на тот берег. В последние дни, после страшной смерти племянника, он изменился: стал молчалив и угрюм, не слышно ни обычных шуточек-прибауточек, ни рыбацких баек о вот такенных лососях. Временами в разговоре замолкал, смотрел куда-то отсутствующим взором, сразу видно – не здесь человек. Граеву такие симптомчики были знакомы, и на месте пограничного начальства он бы встревожился и принял бы меры: Митя Чередниченко после смерти брата, под Урус-Мартаном на фугасе подорвавшегося, тоже такой вот, сам не свой, ходил, а потом тако-о-ое учудил…

– Нельзя, – отрезал Бомбер. – Ни самому нельзя, ни людям. Думаешь, на той стороне на тебя полное досье не лежит? Лежит, и во всех видах ты там, молодой да красивый. Так что ты мне тут международный конфликт не провоцируй. Как говорится: один солдат – уже знамя, уже армия.

– Ну а катер-то хоть? – не сдавался пограничник. – Всяко ведь по-мирному уйти не получится. Начнут с берега по лодкам садить – охота тебе, дело сделав, в последний момент загибаться?

– Нельзя. Пусть лучше все там ляжем, чем катер твой на мелководье подобьют. Ты свою задачу знаешь, и давай без самодеятельности.

– Знаю…

Орлов, помрачнев еще больше, отвернулся. Смотрел в угол, о чем-то задумавшись…

– Не ссы, граница, – сказал Валет, фартовый человек. – Всё шито-крыто заделаем. Ты ж знаешь, если я за дело берусь – комар носа не подточит.

Орлов промолчал, Крапивин же продемонстрировал родственнику кулак – судя по всему, отнюдь не в шутку. Отношение его к брату весьма напоминало родственные чувства библейского Каина к Авелю – разве что до смертоубийства дело не доходило. Однако, хоть сторожем своему непутевому брату Крапивин-старший никак не мог считаться, карьера его замерла пятнадцать лет назад на звании капитана во многом благодаря Валету, – самому дерзкому и удачливому на все Принаровье контрабандисту. Валет же, напротив, зла на брата не таил. И, надо понимать, согласился участвовать в операции ради него.

– Пригодился бы катер, – вздохнула Надежда. – А еще лучше пару звеньев «сушек» бы послать. Неопознанных. И раздолбать их берлогу к чертовой матери, чтоб трава десять лет не росла.

На это безответственное и авантюрное предложение Бомбер даже отвечать не стал. Бомбером, кстати сказать, он стал с легкой руки Макса – сначала тот сократил Сергея Борисовича до СБ, потом расшифровал аббревиатуру как Средний Бомбер, потом «Средний» отсеялся – все равно в бою проговаривать долгие прозвища некогда.

– Минус тридцать, – сказал Бомбер, что в переводе на русский означало: до начала первой фазы операции полчаса. – Проверяем снаряжение.

Проверили. Снаряжение и оружие было собрано с бору по сосенке: пистолеты – швейцарские, автоматы – немецкие, два ручных пулемета – бельгийские, гранаты и средства защиты – американские. Никакой ниточки, ведущей к России. За единственным исключением: Валет объявил, что импортными пукалками он пользоваться не обучен, и учиться не собирается – и вооружился обрезом двустволки-вертикалки.

СБ не стал возражать, в конце концов как боевика Валета не собирались использовать, – лишь как непревзойденного знатока местности, всех здешних тайных тропок… Да и на территории незалежной Эстонии до сих пор хватает охотничьих ружей, выпущенных в СССР, мало ли какому местному жителю пришла блажь обрез сладить… Не улика.