Виктор Точинов - Стая

Крапивин свой вопрос задал по-прежнему неприязненным тоном:

– А почему, собственно, мы тебе верить должны? Ты нас на тот берег загонишь, сам тут останешься, большие люди свои порты получат, тебе денежек отслюнят, – а нам могилки под куратскими кустиками. Не выберемся ведь, кто ж нас оттуда живьем выпустит…

– Я не останусь тут, пойду с вами. И закончить жизнь под куратским кустиком не хочу. Так что будем выбираться.

– Хо-хо… Не ждал… – Крапивин самым простецким жестом поскреб затылок. – А чего так-то?

– Ну… скажем так: я тоже в своем роде штрафник. Приходится расплачиваться за кое-какие ошибки.

– Что, в Лондоне траванул кого-то не аккуратно? – спросил Макс насмешливо. – Или…

Сергей Борисович заткнул его без слов – одним лишь взглядом. Ну-ну, подумал Граев, посмотрим, каков ты в деле…

Людмила (она же, как выяснилось, Надежда) абстрактных вопросов не задавала. Подошла к делу конкретно:

– Где расположен объект? Давайте-ка за работу браться, раньше начнем – раньше кончим.

И началась работа – конкретная, над картой.

Выяснилось – в самом истоке Наровы, там, где река вытекает из Чудского озера, расположена деревушка Васк-Нарва. Имеется там старая, разрушенная крепостица – небольшое укрепление, основанная в давние времена еще шведами. В крепости два года назад провели восстановительные работы, обнесли оградой из колючей проволоки, установили жилые домики… Обитает там около полусотни военнослужащих, стоит кое-какая аппаратура… Официально – радионавигационный маяк Министерства обороны. Но… Судя по всему – объект ложный, причем ложный дважды… Навигацией там и не пахнет, понятно. Но и биологические опыты не проводятся. Крепость – всего лишь место дислокации для охранников объекта истинного, расположенного где-то в стороне, неподалеку. Подземного, хорошо замаскированного, с минимальным количеством посвященного персонала.

Увы, агентурная разведка точного расположения подземелья не выявила, что затруднит операцию. Придется тратить время на поиск.

– Не придется, – сказал Граев. – Знаю я этот объект, тоже мне, бином Ньютона…

Все без исключения присутствующие уставились на него изумленно. Он пояснил:

– Все очень просто. Был у меня один знакомый шпион…

Достаточно интересный вопрос о различии в системах обучения советских и германских шпионов Яван Яфимович дипломатично обходил молчанием.

Отмечал лишь, что у немцев кормили хуже, – добавки не допросишься. И никаких увольнительных – хоть до родных Ваниных мест было рукой подать, даже одним глазком не смог взглянуть, что дома творится.

Но, похоже, абвер готовил своих рекрутов все же тщательнее, чем Красная Армия в сумятице сорок первого…

По крайней мере, отучился в Яван Яфимович в разведшколе полтора с лишним года.

В шпионских науках вновь не блистал, но доучился, с большим трудом сдав экзамены. Он бы, может, и завалил их, с радостью оставшись на второй срок. Да вот только второгодников его педагоги не жаловали. Сильно неуспевающих грузили ночью в машину и увозили в неизвестном направлении. Ваня очень сомневался, что отправляли их обратно в лагерь военнопленных – слишком быстро грузовик возвращался. Вернее всего, земной путь этих разгильдяев и двоечников обрывался в каком-то не слишком отдаленном лесном овраге…

А Явану Яфимовичу пришла пора отправляться в советский тыл и отрабатывать пайку хлеба, намазанного эрзац-мармеладом…

Но он давно уже прикидывал своим цепким крестьянским умом, как бы этой напасти избежать. О побеге, правда, не задумывался. Пара пойманных и принародно повешенных на аппель-плацу беглецов мысли такие искоренила напрочь.

Помог Ване его здоровый образ жизни – он не курил и не пил выдаваемое по воскресениям спиртное. Поклонившись трехлитровой флягой шнапса, сэкономленного за месяцы обучения, и несколькими блоками сигарет заместителю начальника школы, гауптману Крюге (большому любителю того и другого), Яван Яфимович остался после выпуска при школе… инструктором.

Понятно, стрельбе и рукопашному бою, парашютным прыжкам и минному делу обучить он никого не сумел бы. Его, с легкой руки Крюге, поставили работать с несколькими группами белоэмигрантов второго поколения, – ставить произношение. Те ребята говорили на русском образца 1913 года, да еще изрядно подпорченном наречиями тех стран, по которым их насобирали…

«Ня тяк говори, мяхще говори – п-я-я-яска…» – поучал заважничавший Ваня старательно конспектирующих белогвардейских сынков. «Пяской» говор его местности именовал ладонь.