— Усы! Хе! — засмеялся дядя Петя. — Вытри усы! Хе!
Я посмотрелся в грязное зеркало, висевшее на стене, и увидел на верхней губе смешные усы. Знаете, такие белые бывают, когда пьешь молоко, но тут они были не от молока и совсем не белые.
Когда она замолчала, и ее стеклянные глаза перестали молить о пощаде, мой учитель достал две ржавые ножовки. Полотна в них были с большими зубцами, предназначавшимися для распила дерева, но и кости они крошили в момент.
Разделка мяса заняла у нас около двух часов. Я изрядно устал и закурил, так что всю работу доделывал дядя Петя. Пока из моего рта летели дымные колечки, изо рта моего друга лилась песня:
Моя буйная головушка,
Забыла родную сторонушку.
Покатилась, как юла,
Под звуки топора! Хе!
Мясо он разложил по холодильникам, а голову, помыв и побрив от волос, поставил варить. Вода в алюминиевой кастрюле бурчала и пенилась, мой учитель постоянно снимал черную накипь и приговаривал:
— Твоя голова до греха довела. Варись голова, варись голова!
В тот день я наелся до отвала. Живот болел, и появилась отрыжка. Мы любили варить головы и по-дружески делили между собой самое вкусное — щеки. Кости дядя Петя собирал в мешок, что он делал с ними дальше одному черту известно.
Выходя из подвала под вечер, мы обсуждали апокалипсис и его последствия. Я много спрашивал, а дядя Петя отвечал.
— А после того как наступит этот, как его, конец света, долго мы сможем прожить?
— Думаю, долго, Витек. Нам хватит мяса, чтобы быть сытыми до конца жизни.
— Это хорошо, — довольно пробубнил я и задал свой любимый вопрос: — А когда же наступит этот конец света?
— Скоро. Очень скоро, малец. Ну, все. Беги домой, а то пади мать заругает? Скажет, шлындаешь весь день, да еще и сытый приходишь. Хе!
— Да ей плевать сытый я или голодный, — ответил я. — Опять пади горячей самогонки напилась и спит, как хорек, без памяти. Ненавижу ее. Не-на-ви-жу! Хорошо хоть отец сидит и ближайшие четыре года не будет над нами издеваться.
Он потрепал мои волосы, и я вприпрыжку побежал в свой двор, оставляя за спиной наше убежище, находившееся на территории заброшенной военной части.
Вечерело. Июль выдался теплым. Из динамика «колокольчика» висевшего на столбе звучал хит того года:
Колёса диктуют вагонные,
Где срочно увидеться нам.
Мои номера телефонные
Разбросаны по городам.
Я понял, что забыл свой нож в убежище, но возвращаться, не стал. Подумал, что заберу на следующий день, когда дядя Петя преподаст мне новые уроки выживания. Но я его больше не увидел. Это был последний день нашей дружбы.
На дворе стоял 1973 год. Никакого конца света естественно не было и в помине, он даже и не собирался наступать. Он являлся лишь частью воображения дяди Пети, старого беззубого добряка с большим секретом.
Из «колокольчика» продолжал звучать хит того лета:
Заботится сердце, сердце волнуется,
Почтовый пакуется груз.
Мой адрес — Не дом и не улица,
Мой адрес — Советский Союз.
* * *
На следующий день наш городок сотрясла новость о том, что милиция задержала Петра Стародуба, пожилого учителя трудов, известного мне как дядя Петя. Лучшие следователи сбились с ног в поисках психа похищающего людей, но то, что он был еще и каннибалом, стало для них, как и для всех жителей нашего маленького провинциального городка, настоящим шоком. Не мудрено, что я очень испугался того, что мой «учитель выживания» меня сдаст. Я не мог ни есть, ни спать, все думал о том, как все узнают, о моих гастрономических предпочтениях. Я не выходил из дома, у меня поднялась температура, и я очень плохо себя чувствовал. Мне казалось, что вот-вот в нашу комнату в общежитии ворвутся милиционеры с собаками и, выкрикивая мое имя вперемешку с бранью, схватят меня. В газетах напишут о маленьком людоеде, меня отправят в тюрьму, а мои родители до конца жизни будут переезжать из города в город, что бы скрыться от нападок людей. Я не могу передать словами, как же мне было страшно… Напрасно. Дядя Петя меня не сдал. За мной никто не пришел.
Шли годы, я взрослел и, не было такого дня, что бы я не вспоминал убежище и людей которых мы ели. А последние часы проведенный с дядей Петей я при всем желании не мог стереть из своей памяти. Я надеялся, что когда-нибудь это все-таки произойдет.
Спустя семь лет после поимки моего друга, меня ждала советская армия. Я должен был уйти с весенним призывом, но из-за недобора веса меня оставили на полгода и призвали только осенью.
Читать дальше