Алла Дымовская - Семь корон зверя

Ритка пришла в легкое недоумение от его вопроса, но тут же подумала, что это, очевидно, какая-то игра, и посчитала за лучшее в ней поучаствовать.

– Нет, в сказки я не верю. Только в сны, – ответила она и попыталась благожелательно улыбнуться.

– Жаль. Тогда нам непросто будет понять друг друга. Однако я все же попытаюсь вам объяснить... – Миша перевел дыхание и продолжил: – Понимаете, то, что с вами произошло тогда, – Миша особенно, с нажимом, выделил последнее слово, – имеет самое непосредственное отношение к некоему сказочному, можно сказать, фольклору.

– Вы знаете, я об этом уже догадалась. Вы и ваши знакомые, верно, вообразили себя ведьмами и вурдалаками, которые пьют кровь и питаются человечьим мясом. Как там у Бабы-яги: «Чую, что русским духом пахнет... Конь на обед, молодец на ужин». Только зачем же людей по-настоящему мочить?

– Вы как раз ухватили основную мысль. Но есть одна неточность – мы не вообразили, мы такие и есть на самом деле!

– Вы хотите, чтобы я, как последняя дура, поверила, что вы настоящие вампиры – вурдалаки из книжек и ужастиков? – Вот тут Ритке в самом деле стало смешно: «Да он просто чокнутый какой-то, а на вид вроде нормальный парень». Она слабо помотала головой: – Нет, это бред полный!

– Вы не правы. Как раз не бред, как раз наоборот. Вы только выслушайте меня до конца.

– Да не хочу я ничего слушать! Играйте в ваши игры, мне-то что, только не надо лапшу на уши вешать. – Веселость у Ритки уже прошла, и на ее место явилась холодная злость. – А если хотите знать правду, то вот что я вам скажу: вам и вашим друзьям лечиться надо, и не где-нибудь, а в психушке для особо опасных, буйных шизофреников.

– Спасибо за откровенность. – Миша, казалось, нисколько не обиделся на оскорбления, только лицо его приняло грустное и безнадежное выражение, какое скорее всего бывает у здорового человека, пытающегося что-то растолковать глухонемому. – Но вы все же обдумайте трезво мои слова, если получится, то без лишней предвзятости. Все же на свете много необычных вещей. А я к вам попозже еще наведаюсь, и мы поговорим.

Ритка не нашлась сразу что ему ответить, а Миша уже выходил из ее комнаты, не попрощавшись с ней и даже не обернувшись напоследок. И Ритка осталась в одиночестве, она ослабела от усилий физических и эмоциональных, которых потребовал от нее этот необычный и странный разговор, и в голове ее навязчиво крутилась только одна мысль: почему понравившийся ей парень непременно оказывается сдвинутым по фазе психопатом? И этот случай, к сожалению, не исключение. И, думая об этом, она как-то незаметно для себя уснула.

Мише же было далеко не до сна. Выйдя из импровизированной больничной палаты, он постоял с минуту в маленьком уютном холле второго этажа, досадливо теребя листочек высокой драцены, растущей в кадке у окна, и, делать нечего, отправился на доклад к хозяину. Впрочем, особого результата от беседы с пострадавшей девушкой он и не ожидал. Однако ее агрессивность, вместо обычного в ее обстоятельствах неверия и испуганного недоумения, озадачила его. Дело могло осложниться, а этого Миша никак допустить не мог.

Хозяин, как обычно в это время, пребывал в своем затемненном наглухо кабинете. Днем он никуда выходить не любил без крайней необходимости, дневной свет в его неприкрытости раздражал подозрительного хозяина. Хотя в современном мире бояться дня и обычного общения с людьми ему было нечего. Но Миша догадывался, что это всего лишь давняя привычка, а не излишняя осторожность. Постучав в тяжелую, темного дерева дверь и услышав изнутри краткое и резкое: «Можно!», Миша поспешил войти. Его господин, как это часто бывало, полулежал на мягком, обитом темно-коричневым велюром, изящном тонконогом диванчике и потягивал кофе из хрупкой фарфоровой чашечки. Кофе хозяин всегда варил сам, прямо в кабинете, на портативной электрической плите, так что вся комната насквозь пропахла неистребимым резким запахом свежесмолотых кофейных зерен. Миша, подчиняясь раз и навсегда заведенному порядку, взял старинное полукресло и сел напротив так, чтобы хозяин мог видеть его, не меняя при этом положения тела. После, налив себе с молчаливого позволения горячего кофе из громоздкой медной турки, Миша приступил к делу:

– Должен вам сказать, что разговор, к моему прискорбию, не получился. Впрочем, ожидать обратного было бы самонадеянно и глупо. Если бы не крайние обстоятельства, я бы посоветовал подождать, пока вопрос не разрешится сам по себе.