Александр Гребенкин: Старик (СИ)

Над белым покрывалом тумана повисло утро. А когда из-за туч брызнуло солнце, то деревья и травы заплакали обильной росой, словно алмазными украшениями оделись.

Потом всё пошло как обычно, по накатанной колее. Они ходили по болотцу и палили в уток.

На привале у небольшой заболоченной реки старик принялся за разведение костра. Собирал сушняк, небольшим топориком рубил ветки.

Пётр Игнатьевич взялся за приготовление пищи.

Ощипанную утку он ловко выпотрошил и промыл, а когда костёр запылал, приготовил её прямо в котелке с лимоном и в яблоках.

День был чудесным — красота земной осени очаровывала, багряный огонь согревал своим пламенем, пища таяла во рту. Незабываемо пахло йодистым ароматом желтеющей листвы, речной водой, сиреневым дымком костра.

Говорили о том, о сём.

— Да, чудесный день, — многозначительно сказал Пётр Игнатьевич, — конечно, ради таких дней и стоит жить.

— То-то и оно, — согласился старик. — Не так уж много на земле радостей. Побыть среди природы — одна из них, согласись! А этот чудесный воздух, ароматы, эти просторы, деревья и шум листвы, эта водная гладь и тепло костра — всё так радует, возносит душу…

Пётр Игнатьевич посмотрел на него как-то по-особенному, и старик почувствовал усиление тревожности, как будто что-то мощное и великое вновь находилось рядом с ним. Он ощутил всем естеством, что и сам на пороге преобразования, как тогда, той магической ночью, когда к нему вернулась ангельская сущность.

Глаза Петра Игнатьевича грозно сверкнули серебряным блеском, и сам он подёрнулся какой-то дымкой, которая завертелась вокруг, закрыв его пеленой и нестерпимым блеском. Ещё миг — и его уже рядом не было! Старик оглянулся и увидел его стоящим на поверхности воды, скользящим к берегу, слегка взмахивающим крыльями, словно лебедь.

Мир вокруг изменился, и теперь Марк Себастьян видел далеко вглубь земли и вод, мог наблюдать червей и рыб, птиц и гадов земных, горбатых карлов и водяных, но он всё же был охвачен Петром и его нестерпимым блеском.

Пётр сложил крылья, но сиятельный блеск его не прекращался, ослеплял, и Марк был вынужден закрываться рукою.

Наконец глаза привыкли к сиянию, и он смог рассмотреть новый облик Петра Игнатьевича — грозный и гордый, в пышных голубых и золотых одеяниях, мягко и волнисто ниспадающих к ногам и закрывающих тело. Лицо его было грозным, что и подобало случаю.

— Ну, вот мы и увиделись, Себастьян. Нет, это не сон, это явь, и перед тобою, я — Пётр Хранитель. Ты ждал меня?

Марк Себастьян кивнул в некотором смятении:

— Ждал и готов держать ответ за всё!

— Да, давно мы не виделись. Хотя по времени мира небесного не так уж много вытекло воды из кувшина Красной богини. Как же ты сразу не признал меня?

— Не признал, но чувствовал, — в волнении промолвил Марк Себастьян.

— Приглашаю тебя пойти по реке на тот берег. Там более подходящее место для важного разговора, а наше место возле костра даёт слишком много земного уюта.

Старик вновь пережил преображение. Вода перед ним раскинулась крепкой тёмной сине — зелёной твердью, и он уверенно ступил на неё, следуя за Петром.

Большой цветник, росший где-то в глубине чащи противоположного берега, ранее лишь ощущался Марком, чем замечался им. Он тонул в бело-молочном тумане.

Пестрота цветов, деревьев и трав, перелив различных красок, пряный аромат успокаивали, создавали радостное ощущение.

Цветущие весной низкорослые многолетники располагались впереди. Невысокие тюльпаны, пиретрумы, наперстянки занимали среднюю часть цветника. Задний план был занят высокими летними и осенними многолетниками — очитками, хризантемами, сентябринками. Между ними прорывались травы — манжетка и сизая овсяница.

В этом цветнике стояли, как будто специально приготовленные для них, два уютных плетёных кресла. Скрытый алебастровой вуалью овал солнца нежно ронял свои лучи в лилейную дымку.

Пётр в роскошной тоге сидел напротив и какое-то время молча рассматривал Марка Себастьяна, будто видел его впервые.

Марк Себастьян первым нарушил молчание:

— Оказывается рядом со мною в земной жизни обитало такое могущественное лицо верхнего мира, а я и не подозревал о его сущности.

Пётр улыбнулся:

— Себастьян, ты невнимателен. А ну — ка, вглядись… Твой друг Пётр Игнатьевич сейчас мирно почивает в своей квартирке, как и положено пенсионеру. Так что, не будем будоражить пожилого человека рассказами о его якобы метаморфозах. Я лишь на время принял его облик, так будет легче вести беседу. К тому же — среди роскошной природы, так щедро рассыпанной господом по этой грешной земной тверди.