Мэри-Элизабет Конселман - Ночной суд

— Время? — в шепоте прорезалась ирония. — Мы теряем время, да? А почему вы, чортовы лихачи, не думаете о других людях до того , как вы их убьёте? Почему? Почему? Вот это мы и намерены узнать.… Пошли ! — его тихий голос ожёг Боба, словно удар хлыста. — Давай, приятель, шагай.

Боб сморгнул, неловко переступив с ноги на ногу. Патрульный полицейский, не обращая никакого внимания на тельце под машиной, направился к другой обочине шоссе, поманив за собой Боба не терпящим возражений жестом. Он свернул на примыкавшую к автостраде просёлочную дорогу, уходившую в густую сосновую рощицу. Наверное, решил Боб, эта тропа ведет куда-нибудь на ферму, где есть телефон и откуда полицейский вызовет скорую помощь. Боб последовал за ним. Он в последний раз кинул взгляд на распростёртое тело, лежавшее под колесом. Где он видел это личико? Где ?… Соседский ребенок, чья-нибудь дочь, находившаяся в гостях…?

— Как вы думаете, — окликнул он полицейского, шагавшего впереди, — она жива? Может еще не поздно…

— А вот это, — ответил глухой голос, — зависит. Шагай бодрее, давай, шевелись. У нас вся ночь впереди, но нет смысла терять время — не так ли, а? — в голосе явственно прозвучала ухмылка. — Время! Самая важная вещь в этом мире…для тех, у кого оно пока есть.

Поминутно спотыкаясь, Боб поспешил за ним по петляющему просёлку. Он вёл, как отметил Боб с нарастающей внутри тревогой, через окружное кладбище. Он резко остановился. Впереди не было никакой фермы — за соснами ясно просматривалась часовня. Старая церковь, сложенная из булыжников, с остроконечной крышей, в узких арочных окнах отражались последние алые вспышки заката.

— Эй! — окликнул Боб патрульного. — Это что ? Чорт тебя побери, ты куда меня привёл?

Полицейский развернулся к нему (всем корпусом, как автоматически отметил Боб, а не просто повернул шею).

— На ночной суд, — его ответ слился с шумом ветра.

— Ночной суд ? — от гнева Боб упёр руки в боки. Он не собирался становиться козлом отпущения, которого привели Бог весть куда — и неважно, что там по его вине случилось с этой девочкой, лежавшей в кювете под машиной. — Это что, какой-то трюк? Судилище? Вы часом не намерены линчевать…

Он оглянулся, на миг поддавшись панике. Тихое одинокое кладбище, старая часовня и никакой возможности резко исчезнуть. Эта странная фигура, стоявшая перед ним, внезапно понял Боб, не была никаким служителем закона. Чокнутый? Какой-то шутник с больным чувством юмора, вырядившийся патрульным полицейским? Боб осторожно отступил на шаг, быстро глянув по сторонам. Явный безумец…

Боб замер. В руке полицейского был пистолет, направленный Бобу точно в сердце.

— Даже не думай! — металлическим голосом прошелестел патрульный. — Пошли приятель. Это будет честный суд — гораздо более честный, чем ты того заслуживаешь.

Боб обреченно зашагал вперед. Полицейский развернулся и пошел впереди, не пытаясь контролировать Боба. Подойдя к ступеням часовни, он встал у дверей и жестом показал, чтобы Боб их открыл. Судорожно сглотнув, Боб подчинился и вздрогнул, услышав, как зловеще завизжали ржавые петли.

Его сердце грохотало, как кузнечный молот. Боб с опаской вошел внутрь. Аккуратно пробираясь вперед, он осматривался по сторонам. Постепенно его глаза привыкли к мраку. Ряды дубовых скамей, где-то там впереди кафедра проповедника. У Боба по спине побежали мурашки — он сообразил, что в этой часовне провожали в последний путь тех, кто покоился на кладбище рядом. Его шаги гулким эхом отдавались под каменным сводом…

И тогда он их увидел. На скамьях сидели люди! Их было, наверное, под сотню, они сидели по двое, по трое, молча, неподвижно смотря на кафедру. А в небольшой нише, там, где обычно располагался хор, Боб разглядел еще одну группу — и вот тут его охватил ужас. Их было двенадцать — столько же, сколько в жюри присяжных. Они молча смотрели, как он шел по проходу.

Внезапно, чей-то голос, сильный, рокочущий и гулкий, выкликнул его имя.

« Прошу подсудимого занять своё место… »

Волосы Боба стали дыбом — эта зловещая пародия на суд до боли напоминала настоящий, тот в котором его сегодня утром оправдали. Как будто влекомый невидимой силой, он поспешил сесть в кресло рядом с кафедрой — странное место для дачи показаний, невольно отметил он. Кресло было большим и глубоким — Боб чувствовал себя неуютно. Он пытался разглядеть лица тех, кто сидел на скамьях, но в сумраке часовни это было практически невозможно…