Вячеслав Денисов - Сломанное время

– Это Ленька, архиепископ новгородский, смерти такой достоин был. Изменщик… А этого, подосланного…

– Четвертовать! – вскричал кто-то, словно дождавшись нужного момента. – Сейчас!

Все происходило как во сне.

Качаясь и чувствуя приход слабости, которая неминуемо закончится потерей сознания, Гоша видел, как какие-то люди тащили к берегу два бревна и сбивали их в андреевский крест. А потом посреди каждой перекладины вырубали топорами выемки.

– Этого не может быть…

– Что ты сказал? – к Гоше подошел некто и схватил за волосы. – Ты что сказал?!

– Ничего… – глупо ответил тот, шевеля окровавленными губами.

И тут же едва не упал, посланный сильной рукой вперед, к кресту…

Его валили на спину, на крест. Привязывали руки и ноги к перекладинам. Гоша видел перед собой небо цвета глубокого индиго и задыхался от невозможности зацепиться разумом за происходящее.

А потом он увидел огромного, как дерево – может, оттого что он стоял, – мужика. Со смешливой зверинкой в глазах, палач держал в мощных руках, покрытых густыми, как на голове, волосами, четырехгранный лом.

– Кто подослал?! – в ярости прокричал тот, с изумрудом.

– Да молвлю же, батюшко, Басманов… – нашептывал другой.

Гоша видел, как в голубое, цвета индиго, небо врезался лом. А потом так стремительно понесся на него – чуть в сторону, что Гоша всхлипнул от холода внутри…

Боль переломала внутри все причины, позволяющие Гоше чувствовать себя человеком. Судорожными рывками подняв голову, он повернул ее направо. Его правая рука была переломлена в локте. Лом ударил по локтю, лежащему над выемкой.

Красными от непреодолимой боли глазами он посмотрел на стоящего над ним мужчину с изумрудом…

– С-с-с… – свистело из намертво сжатых губ Гоши.

– Басманов?

И лом взлетел во второй раз.

Гоша мутно, уже безразлично – режущий паралич почти лишил его разума – наблюдал за тем, как палач заходит сбоку, встает меж перекладин креста…

Гоша хотел умереть.

Сразу после того, как левая нога его сломалась в колене, он захотел умереть. Он никогда еще не желал так страстно простого – смерти.

Он так желал, что даже плевать хотел на мужчину с изумрудом, присаживающегося рядом. Борода его коснулась лица Гоши. Продолжая свистеть легкими, Гоша посмотрел на царя мертвым взглядом… Ясно выраженная асимметрия – левый глаз Иоанна был значительно больше правого… Плечо левое поднималось вверх из-за неладности сложения… Тяжелый нос потомка Палеологов, брезгливо-чувственный рот придавали ему отталкивающие черты. Гоша, когда стоял напротив Грозного у церкви, был одного с ним роста и равного телосложения. Выходит, в царе не менее ста восьмидесяти сантиметров и под девяносто килограммов весу… Зачем думал об этом Гоша – он не знал. Он просто хотел занять время до того момента, когда перестанет чувствовать боль. А этот момент, судя по всему, был близок. Но он ошибался…

– Ты с Острова…

Трясясь в треморе, Гоша медленно повернул к нему искаженное судорогой лицо. Ни один мускул не слушался Гоши.

Мужчина дал знак палачу и сопутствующему ему мужчине удалиться от креста.

Голубое, нежное, сентябрьское небо Подмосковья… Горький запах ушедшего, но оставившего свой аромат лета.

– Отвечай… Ты – с Острова?

Гоша посмотрел в безжизненные глаза царя и судорожно вздохнул.

– Кончай! – в бешенстве выкрикнул тот и вскочил на ноги.

А потом Гошу с переломанными ногами и руками, с отбитым ломом животом натянули на колесо так, что голова почти касалась пяток.

Через полтора часа мольбы Гоши о смерти были услышаны…

…Хохот из громкоговорителя ворвался ему в уши, и Гоша, покачнувшись, опустился на пол. Через стекло на него смотрели четверо мужчин с абсолютно равнодушными лицами. Так выглядят люди, живущие без определенной цели. Не хватало для полного комплекта двоих с бревном.

А вот и они… Скорым шагом приблизившись к двери, они взмахнули своим тараном, но что-то помешало им нанести удар. Видимо, команда из громкоговорителя, оглушившая коридор снаружи. Но здесь, в комнате, Гоша не слышал ни слова.

Опершись руками о пол, он поднялся. Ноги и руки были целы и слушались его, как и прежде. Не хватало одного – револьвера.

Гоша оглянулся. Стеклянные колпаки над столами были чисты, а тот, что расколола пуля, цел. Единственное, что сводило позиции обстоятельств к единому, было тело Гудзона, лежащее между Гошей и дверью.

– Надо было пристрелить его, – послышалось из громкоговорителя под потолком в комнате. – Да заодно и Малюту. Избавили бы мир от двух гнусных тварей.