Райдо Витич - Чудес не бывает

Стащил распластавшуюся без сил по лошади Исвильду из седла, взял на руки и уставился на брата Ансельма:

— Нужна горячая вода и теплая постель.

— Мальчик ранен?

— Нет! Он окоченел от холода! Меньше слов святой отец, больше дела! — и видя, что тот не собирается быстрее двигаться, зато готов поболтать, держа собеседника на улице под дождем, заорал. — Да проявите же, черт вас подери, свое гребанное милосердие Божье!!

Монах остолбенел.

— Заприте ворота и никого не пускать! — распорядился Гарт в унисон громыханию Оррика.

— Позвольте, ваша светлость!… - решил возмутиться какой-то монах, приняв Оррика за герцога.

— Герцог Даган изволит лицезреть свои испорченные сундуки!! — рявкнул Оррик и, понимая, что толку как от суетливых, так и от стоящих столбами монахов не будет, отпихнул настоятеля в сторону, освобождая проход в монастырь. Отец Ансельм, очнувшись, поспешил за ним.

— Несите мальчика наверх, в мою келью. Она самая просторная и теплая. Огонь уже зажжен.

— Благодарю, — понесся мужчина по лестнице вверх. — Мне нужно хорошее вино, святой отец, теплая, сухая одежда, и горячая пища!

— Я распоряжусь. Правда, день постный…

— Сделайте его скоромным! Расходы будут оплачены полновесными монетами! Моим людям необходимо хорошо подкрепиться и отдохнуть! Мы весь день мокли под дождем!

— Хорошо…э-э-э?

— Оррик Даган! Капитан охраны герцога Даган и его сводный брат!

— Хорошо, хорошо, милорд… Сюда, — распахнул дверь в свою келью.

Оррик усадил стучащую зубами девушку на стул у очага, подкинул дрова в огонь и хлопнул дверью перед лицом отца Ансельма, приказав:

— Поторопитесь!

Исвильда, пораженная его властным и грубым тоном с испугом глянула на мужчину.

— Раздевайтесь, миледи, и лезьте под одеяло, — приказал он, проигнорировав ее взгляд, принялся стягивать с себя колет и рубаху, с которых капало на пол.

Девушка с трудом расцепила скрючившиеся пальцы, что зажимали полы плаща в глупой надежде сохранить под ним тепло. Плащ упал, но что дальше?

Оррик отжал одежду, жалея, что не снять брюки — сверкать наготой перед ранимой девушкой? Благодарю покорно. И вздохнул, видя, что та не торопиться раздеться, стесняется.

— Я отвернусь. Оставляйте одежду здесь и бегите под одеяло. Вы продрогли, — сказал мягко, голос сам сел от мысли, что девушка окажется в постели, в одной комнате с ним, нагой. Вытирать свою грудь не пришлось — она тут же высохла сама.

Оррик отвернулся, пряча вспыхнувший желанием взгляд, и сделал вид, что сушит волосы — принялся стряхивать с них воду.

Исвильда смотрела на мощную спину мужчины и больше ничего не могла делать. Пальцы безуспешно развязывали тесьму, стягивающую колет, но мысли были далеки от одежды. Они устремились к Оррику и теснили грудь.

— Все? — чуть повернул голову к ней, выказывая гордый профиль воина.

— Неее-ет… помоги? — прошептала. Мужчина дрогнул, не веря услышанному. Потоптался, не смея поворачиваться, спешить на помощь и желая этого больше всего. Тут в келью вошел монах со стопкой сухой, чистой одежды, полотном и кувшином вина.

— Ужин готовят, милорд, ваши люди уже размещены и сушат одежду, — сообщил вскользь и вышел. Оррик даже кивнуть ему не успел — мысли в другом направлении работали и не спешили возвращаться в суету.

— Помогите же, Оррик, — попросила вновь Исвильда. — Тесьма запуталась, а пальцы не слушаются.

Мужчина присел перед ней и начал распутывать образовавшийся узел, потянул зубами за концы. Девушка не сдержалась, видя его так близко, таким родным, прекрасным как Бог, повела нежно по волосам. Оррик дрогнул, выпустив узел из зубов, уставился на девушку, не веря в то, что она удостоила его ласки и, встретившись с ее взглядом, вспыхнул, сообразив, что она желает того же что и он. Но может ли то быть? Не расшалившееся воображение тому виной?

Оррик скрипнул зубами и, наконец, распутал узел, принялся расшнуровывать мокрую одежду, открывая облепленное белой исподней рубашкой тело девушки. Руки застыли на уровне груди, с трудом сдержавшись, чтоб не коснуться, не обнять манящие холмики, не осушить кожу поцелуями.

— Дальше сами, — прохрипел, через силу отодвигаясь от нее.

Черт все дери! Черт, черт, черт!!

По лицу судорогой желания прошло сожаление в его невозможности.

Смерд, нищий безродный бастард, женатый на ведьме волею отца, продавший себя за разваливающийся замок — разве он пара этому небесному существу, нежному как лепестки ромашки?