Лорел Гамильтон - Жертва всесожжения

Я подошла к Жан-Клоду, глядя на Лив. В ране блеснула кость позвоночника. Глаза у Лив были огромные, полные боли и страха.

Жан-Клод вытирал пальцы извлеченным откуда-то шелковым платком, стряхивая ошметки плоти на асфальт. Они казались мелкими, маловажными, и непонятно было, как они могут быть причиной смерти.

Лив каталась по асфальту. Лицо Жан-Клода походило на обычную красивую и отстраненную маску, будто впитывало в себя луну. Зеркала у меня не было, и никогда у меня в лице не будет совершенной красоты Жан-Клода, но я знала, что сейчас оно столь же пусто. Я смотрела, как корчится Лив, и не испытывала жалости.

И холодный ветер не пришел ей на помощь. Думаю, Лив этому удивилась, потому что потянулась к Жан-Клоду. Потянулась, взглядом умоляя его о помощи. Он не шевельнулся, погруженный в свое оцепенение, будто собирался исчезнуть. Наверное, его не волновало зрелище смерти Лив.

Будь она человеком, смерть не заставила бы себя ждать. Но она человеком не была, и смерть не торопилась. Лив не умирала. Не знаю, была ли это жалость, но я не могла просто стоять и смотреть на ужасное состояние кого бы то ни было, терпящего такую боль.

Вытащив из кармана браунинг, я нацелилась в голову Лив.

– Надо положить этому конец.

– Она исцелится, mа petite. Такую рану ее вампирское тело само залечит со временем.

– А почему ее новый Мастер ей не помогает? – спросила я.

– Он знает, что она исцелится и без его помощи.

– Не хочет зря тратить энергию?

– Что-то вроде того, – ответил Жан-Клод.

Трудно было сказать, но кровоточащая рана вроде бы начала зарастать. Хотя это будет достаточно долго.

– Мы подставляем друг другу горло, запястье или локтевой сгиб в качестве официального приветствия. Младшие предлагают себя старшим в знак признания их силы. Это мило, это вежливо, но это взаправду, mа petite. Лив предложила мне горло, и я его принял.

Я глядела в невообразимо широкие глаза вампирши.

– А она знала, что может так случиться?

– Если она не знала, значит, она дура. Такого насилия никогда не происходит, кроме тех случаев, когда младший ставит под сомнение власть старшего. Она усомнилась в моем господстве над ней. И расплатилась за это.

Лив повернулась на бок, откашливаясь. Дыхание булькало и дребезжало у нее в горле. Ткани восстанавливались, она снова дышала. Набрав воздуху, она сумела произнести:

– Будь ты проклят, Жан-Клод!

И снова закашляла кровью. До чего ж аппетитно.

Жан-Клод протянул мне руку. Он успел ее вытереть, но без мыла и щетки кровь из-под ногтей не удалить. Поколебавшись, я приняла его руку. До конца ночи мы измажемся в крови куда сильнее – в этом сомневаться не приходилось.

Мы пошли к «Цирку», и пальто раздувалось вокруг меня, как пелерина. «Узи» постукивал по спине. Из «бардачка» я взяла еще одну вещь – крест на длинной серебряной цепочке. Длинные цепочки я стала носить, когда начала встречаться с Жан-Клодом, а то короткие выпадали у меня из-под одежды в самые неподходящие моменты. Я была снаряжена на медведя... то есть на вампира, и готова была убивать кого попало. Эдуард мог бы мною гордиться.

У боковой двери «Цирка» ручки не было. Единственный способ, чтобы войти, – это кто-то тебе должен ее открыть. Меры безопасности, понимаешь. Жан-Клод постучал, и дверь распахнулась внутрь. И осталась распахнутой – выжидающей и зловещей.

За дверью была кладовка с тусклой голой лампочкой на потолке. Несколько ящиков стояли у стен – и ничего больше. Дверь направо вела в главные помещения «Цирка», где посетители катались на чертовом колесе и ели сладкую вату. Налево вела дверь поменьше, и там ни яркого света, ни сахарной ваты не ожидалось.

Лампочка раскачивалась, будто кто-то только что ее задел. От нее тени становились чернее, и свет плясал, стирая грани между собой и тенью. На левой двери что-то блеснуло. Что-то, прицепленное к ее поверхности. Что это, я не знала, но оно блеснуло в этом странном освещении.

Ударом я отбросила входную дверь к стене – просто чтобы убедиться, что за ней никого нет. Потом прислонилась к ней спиной и достала браунинг.

– Останови лампочку, чтобы не качалась, – сказала я. Жан-Клод протянул руку и взялся за лампочку. Для этого ему пришлось встать на цыпочки. Тот, кто ее покачнул, был не меньше шести футов ростом.

– В комнате никого нет, mа petite, – сказал Жан-Клод.

– А что на двери? – спросила я.

Чем бы мог быть этот плоский и тонкий предмет, я никак не могла понять. Но он был прибит к двери серебряными гвоздями.