Дмитрий Щербинин - Два Призрака

— Ну, пожалуйста, прекрати! — взмолилась Уля.

— Почему же прекращать? — спросил Барабашка.

— Потому что мы должны быть напряжёнными и готовыми к борьбе, — заявила Уля.

— Потому что нам должно быть жутко, — добавил Юра. — Мы должны вслушиваться во всякие скрипы, стоны, и трепетать.

— А я так уже трепещу! — воскликнул Барабашка.

Ребята взглянули на него, и обнаружили, что Барабашка весь с ног до головы обвешен всевозможным оружием. Чего там только не было: и шестиствольный пулемёт, и огнемёт, и ракетная установка, и набор гранат (в том числе и противотанковых), и ножи, и пистолеты с глушителем, и даже отбойный молоток, лом и лопата. Барабашка трепетал от тяжести всего этого оружия.

Зрелище было настолько уморительным, что Юра рассмеялся, а Уля улыбнулась, хотя ей, вообще-то, совсем не хотелось улыбаться, а хотелось вздрагивать, покрываться холодным потом, вскрикивать от страха, и прочее и прочее…

— Ну, вот так: с песней, да с улыбкой, в битву! — рассмеялся Барабашка, и легонько нажал на выступ в потолке.

В результате этого загораживавшая проход плита отодвинулась в сторону. А по ту сторону оказалась огромная и премерзкая физиономия. Это была нижняя часть подвижного демонического дерева.

— Кажется, я ошибся, — пробормотал Барабашка. — Коварный враг уже подполз к нашему укрытию.

— Ну, и что мы будем делать? — спросил Юра.

— Не знаю, — дрожащим голосом отозвался Барабашка.

— Так где же твои шуточки? — поинтересовалась Уля.

— Какие шуточки?! Мне дурно! Воды мне! Воды! Полцарства за стакан воды! — с этими словами Барабашка грохнулся в обморок.

Древообразное чудище зарычало, потянулось к ним слизкими корнями. Уля и Юра бросились назад, но было поздно: отростки обмотались вокруг их тел, и потянули в извергающую сильный смрад глотку.

Обмотались щупальца, и вокруг Барабашки. И всё грозное оружие на этом весёлом призраке бесследно исчезло.

— Так я и думала. Это была всего лишь иллюзия, — сокрушённо вздохнула Уля.

Тут Барабашка очнулся, взглянул на чудище, которое тащило их в свою вечно-голодную глотку, и проговорил слабым голосом:

— Ах, мне страшно! И мы капитулируем! Никто не против капитуляции?!

— Мы против! — хором крикнули сильно сжатые корнями, но всё равно жаждущие бороться ребята.

— Итак, единогласно! — констатировал Барабашка, тут же у него в его лапе появился белый платок, которым он усиленно начал размахивать, выкрикивая. — Капитуляция! Капитуляция! Куда же нас тащите?! Неужели вы хотите нас скушать?! Но ведь я совсем несъедобный, а в этих ребятках — кожа да кости! Нет, ну вы только взгляните на них: разве же можно наесться такими вот цыплятами?!..

Но чудище оставалось совершенно безучастным к выкрикам Барабашки, и продолжало подтягивать их к своей жадно чавкающей пасти.

Тогда Барабашка заговорил голосом весьма и весьма торжественным:

— Но также у меня есть что сказать от самого Страшеглава!

В это мгновенье небо рассекла ветвистая молния, и грянул сильный, заставивший вздрогнуть раскат грома. Физиономия чудище изменилось.

— Кажется, оно заинтересовалось, — шепнула Уля.

— Ещё бы, — тоже шёпотом отозвался Юра. — Ведь Страшеглав всеми ими верховодит.

И чудище издало звук: «ЭР-Р-РРЫ?!!», который можно было расшифровать как «Ну же, говори?!!!», на это Барабашка отозвался:

— Э-э, нет — только на ухо, пожалуйста.

Чудище потянуло Барабашку к своему древесному уху, а ребят — в пасть.

— Нет, пожалуйста. Как раз касательно этих ребят и есть дельце, — заявил Барабашка.

— Э? — недоверчиво переспросило чудище.

— Да-да, а ты, кажется, сомневаешься?! — выкрикнул Барабашка. — Я что, не похож на одного из ваших?!

И он показал длинные вампирские клыки. Этот аргумент окончательно убедил чудище, и оно приготовилось слушать.

И вот Барабашка быстро-быстро начал говорить на ухо чудищу. Так как пошёл сильный ливень, ребята почти ничего не слышали. Ну, разве что обрывки фраз, из которых они сделали вывод, что Барабашка рассказывает анекдоты. Анекдоты сыпались из него как из рога изобилия, причём анекдоты были далеко не лучшего качества, и, прямо скажем — третьесортные.

Но и этого вполне хватало лесному чудищу. Ведь оно не отличалось обилием мозгов, и чем более плоским был юмор, тем смешнее ему становилось.

Не прошло и минуты, как оно издавало такой звук, будто перекатывалась огромная ржавая бочка — этот звук символизировал хохот.

И чем дальше рассказывал Барабашка, тем сильнее хохотало древообразное чудище. Юра выкрикнул: