Линкольн Чайлд - Кабинет диковин

Нора осторожно нащупала мобильный телефон и набрала номер, не доставая трубку из сумки. Толстая кожа приглушала писк кнопок. Но телефон не работал, поскольку сигнал экранировали стальные полки и древние кости, не говоря уж о массивных стенах самого музея. Но это скорее всего означало и то, что призывы копов по рации тоже никто не услышит. Если ее план сработает, то непроницаемость пойдет ей только на пользу.

– Доктор Келли! – Голоса теперь доносились откуда-то слева. Копы отошли от дверей.

Она поползла между стеллажами, напрягая зрение, чтобы увидеть полицейских. Но увидела она не людей, а лишь пробивающийся сквозь штабеля костей луч фонаря.

Терять время нельзя. Надо отсюда уходить.

Нора внимательно прислушивалась к шагам полицейских. Отлично, они, похоже, по-прежнему держатся вместе. Каждый из них желал схватить беглянку и заслужить благодарность. Никто не остался охранять дверь. Ну и тупицы!

– Хорошо! – крикнула она. – Сдаюсь! Прошу прощения, я, кажется, просто потеряла голову!

До слуха вначале долетел возбужденный шепот, а затем и крик О'Грейди:

– Стойте на месте! Мы идем к вам!

Нора услышала, как они двигаются в ее направлении. Вначале они быстро шагали, а затем перешли на бег. Луч фонаря заметался по костям динозавров. Следя за направлением луча, Нора, пригнувшись, двинулась в направлении выхода из хранилища. Она старалась передвигаться быстро и бесшумно.

– Где вы? – Голос звучал тише, от преследователей ее теперь отделяли несколько рядов стеллажей. – Доктор Келли!

– Она была здесь, О'Грейди.

– Чтоб ты сдох, Фенестер. Она была значительно даль...

Нора молнией пронеслась в дверь, захлопнула ее за собой и, мгновенно повернувшись, вставила ключ в прорезь замка. Еще через пять минут она уже была на улице.

Тяжело дыша, она достала из сумочки мобильник и набрала номер.

«Роллс-ройс» бесшумно подкатил к тротуару Семьдесят второй улицы. Пендергаст вышел из машины и задумчиво остановился в тени «Дакоты». Мотор работал на холостых оборотах.

Беседа с двоюродной бабкой оставила в его душе почти незнакомое ему чувство ужаса. Впрочем, все было не совсем так. Этот ужас постепенно нарастал с того момента, когда он впервые услышал об открытии страшного могильника на Кэтрин-стрит.

Вот уже много лет он нес молчаливую вахту, изучая отчеты ФБР и Интерпола. Пендергаст искал в них специфический почерк преступника, надеясь, что никогда его не найдет. Однако где-то в глубине души специальный агент постоянно опасался, что это все-таки произойдет.

– Добрый вечер, мистер Пендергаст, – сказал охранник, выходя из своей будки. В руке, затянутой в белоснежную перчатку, он держал конверт. При виде конверта ужас, который испытывал агент ФБР, возрос многократно.

– Спасибо, Джонсон, – произнес Пендергаст, не притрагиваясь к конверту. – Не появлялся ли здесь сержант О'Шонесси? Я, кажется, вас об этом предупреждал.

– Нет, сэр, не появлялся.

Пендергаст погрузился в раздумье.

– Понимаю... – сказал он после продолжительной паузы. – Это вы приняли пакет?

– Так точно, сэр.

– Не могли бы вы сказать, кто вам его вручил?

– Весьма милый и очень старомодный на вид пожилой джентльмен.

– В котелке?

– Именно так, сэр.

Пендергаст изучил выполненную четким каллиграфическим почерком надпись на лицевой стороне конверта: «А.Л. Пендергасту, эсквайру, докт. философии, „Дакота“. Лично и конфиденциально». Конверт ручной работы был склеен из старинной плотной бумаги с неровными краями. Таким сортом бумаги пользовалось семейство Пендергастов для личной переписки. Хотя конверт успел пожелтеть от времени, надпись на нем была совсем свежей.

– Джонсон, не могу ли я позаимствовать ваши перчатки? – спросил Пендергаст у охранника.

Охранник был слишком хорошо вымуштрован, чтобы удивиться. Натянув перчатки, Пендергаст скользнул в освещенную будку и сломал печать. Соблюдая крайнюю осторожность, он открыл конверт и заглянул внутрь. Там оказался единственный, сложенный вдвое листок бумаги. В листке находился небольшой отрезок какой-то сероватой нити. Неопытному глазу он мог показаться куском тонкой рыболовной лески. Но Пендергаст сразу узнал в нем обрывок нерва, изъятый, вне сомнения, из нервного узла, известного под названием «конский хвост».

Надписи на сложенном листке не было. Пендергаст поднес бумагу ближе к свету, но ничего, включая водяные знаки не увидел.