Ричард Матесон - Немой

Вернер дважды повторил пароль, прежде чем входная дверь отворилась.

Паал неподвижно стоял на пороге комнаты.

Вернер поискал ответа в глазах мальчика, но в них таилось только неопределенное смущение и страх. Затуманенное лицо Вернера пронеслось в мыслях ребенка. В его сознании все эти люди, безусловно, существовали — Вернер, Элкенберг, Калдер, их дети и жены. Но теперь все эти образы были точно под замком, который не желал отпираться. Лицо Вернера исчезло.

— Паал, это мистер Вернер, — сказала Кора.

Вернер молчал. Он снова послал мальчику пароль — так прямо и четко, что Паал не смог бы его пропустить. Вернеру стало ясно, что ребенок не понимает его и ничего не может ему сообщить. Паал будто бы подозревал, что нечто происходит, но не мог разобрать, что же именно.

Лицо мальчика стало еще более смущенным и испуганным. Кора глядела то на мальчика, то на Вернера. Почему Вернер молчит? Она хотела сказать что-нибудь, но тут же вспомнила, о чем только что рассказывал немец, и промолчала.

— Скажите, что же… — начал было Уилер, но Кора сделала ему предостерегающий жест рукой, и он оборвал себя на полуслове.

— Паал, думать! — мысленно приказал Вернер. — Где твои мысли, малыш?

Неожиданно ребенок горько и громко зарыдал. Вернер вздрогнул.

— Меня зовут Паал, — сказал мальчик.

Этот голос просто оледенил Вернера. Это был голос тонкий и скрипучий, точно у заводной куклы, без всякого выражения и интонации.

— Меня зовут Паал.

Он уже не мог остановиться. Казалось, что он боится остановки, а не то произойдет что-то ужасное, что-то такое, что причинит ему страшную боль.

— Меня зовут Паал. Меня зовут Паал.

Бесконечное, монотонное, страшное бормотание. Было похоже на то, что отчаявшегося и запуганного ребенка крутит какая-то неведомая сила.

— Меня зовут Паал. — Даже на руках у Коры, сквозь рыдания и всхлипывания, он твердил эти слова.

— Меня зовут Паал. — Злобно, жалобно, бесконечно.

— Меня зовут Паал. Меня зовут Паал.

Вернер в изнеможении закрыл глаза. Потерян.

Уилер предложил подвезти его к автобусной станции на машине, но Вернер отказался и сказал, что хочет пройтись. Он простился с шерифом и попросил передать свои извинения миссис Уилер, которая ушла с плачущим мальчиком в его комнату.

Бесконечный дождь, который лил без остановки последние несколько дней, неожиданно перестал, и Вернер ушел из дома шерифа, оставив там Паала Нильсена.

Все это не так уж легко рассудить, думал Вернер. Похоже, что в этой истории не было ни правых, ни виноватых. Нет, это не было тем случаем, когда зло держит верх над добром. Миссис Уилер, шериф, учительница мальчика, люди Даймон Корнерс — каждый из них был по-своему прав. Они ни о чем не подозревали, они были обескуражены тем, что родители не научили семилетнего мальчугана разговаривать. Если принять во внимание неосведомленность всех этих людей, то они поступали правильно.

Просто иногда так бывает, что зло приходит через добро, вот и все.

Нет, лучше уж было оставить все как есть. Взять Паала в Европу, к остальным детям, было бы непростительной ошибкой. Если бы Вернер захотел поступить так, не было бы ничего проще. Пары обменялись документами, по которым любой их ребенок мог быть усыновлен любой парой в случае смерти родителей ребенка. Но дальше с Паалом начались бы одни неприятности. Он был обучен сверхсознанию, а не просто рожден с этой способностью. Как выяснилось в ходе многолетней работы, все дети рождаются с неразвитой способностью к телепатии, но эту способность очень трудно развить и очень легко потерять навсегда.

Вернер опустил голову. Очень жалко. Мальчик потерял своих родителей, свой талант и даже свое имя.

На самом деле он потерял все.

Но может быть, не совсем все. Пока он шел по улице, Вернер послал свои мысли назад, к дому шерифа. Он увидел, что комнату Паала заливают яркие лучи солнца, исчезающего за крышами Даймон Корнерс. Паал прижался щекой к жене шерифа. Последний ужас потери сверхсознания еще не оставил его, но что-то смогло смягчить и облегчить все его горести. Что-то, что могла дать этому ребенку Кора Уилер, и только она.

Родители Паала не любили его. Вернер отлично знал это. Захваченные своей работой, зачарованные первыми успехами, они просто не успевали любить в Паале ребенка, маленького мальчика семи лет от роду. Доброта — да; внимание — неизменное. Но все-таки они относились к Паалу как к своему эксперименту во плоти, а не как к сыну.