Он поднял пистолет в руке и прицелился ей прямо в лоб.
— Договорились? — спросил он еще раз.
— Да, — ответила она.
— Выезжайте на шоссе, — велел Гейстдорфер. — В это время суток так будет быстрее всего.
Он передал с заднего сиденья ключи, и она завела машину.
Сколько еще, гадала Кэкстон, вампир продержит ее в живых, после того как они доберутся до Филадельфии? Но по крайней мере сейчас она все еще была жива и здорова. Сейчас она все еще могла думать и попытаться составить план.
Как бы то ни было, ни единой идеи не приходило в голову.
Что ей оставалось делать? Она переключила передачу и выехала со стоянки.
— Обидиа? — позвал кто-то.
Это был рейнджер Симонон! Я выглянул из дверей и увидел, что на прогалине перед домом собрались верховые. Мятежники вернулись.
— Обидиа? — выкрикнул он. — Здесь что-то неладно? Клянусь, я слышал стрельбу.
Мы были словно крысы, загнанные в ловушку, и времени у нас не было. Все казалось безнадежным.
Кавалерия мятежников встала лагерем перед входом. Они расположились, словно приготовились ждать столько, сколько потребуется, зажигая костры, привязывая лошадей к деревьям, вытаскивая имевшиеся у них припасы. Мы внутри могли сделать не много — лишь проклинать судьбу, и то негромко. Думаю, мы производили шума не больше, чем церковные мыши.
Рейнджер Симонон внутрь не вошел и никого не послал, даже чтобы заглянуть в дверь. Ни Сторроу, ни я не были глупы настолько, чтобы попытаться с боем выйти наружу. Оружия у нас было не много, но в нашем отчаянном положении мы бы вышли через эту дверь, только чтобы быть немедленно убитыми. Мы держались как можно дальше от выхода и старались не высовываться.
Свидетельство Алвы Гриста
Снаружи, за окнами, проносилась мимо сельская Пенсильвания. Дома, освещенные желтыми и оранжевыми лампами с абажурами или мигающим голубым светом там, где работали телевизоры. Машины стояли на подъездных дорожках или были загнаны в гаражи. Нормальные люди ужинали, а те, кто закончил ужинать, мыли посуду. Хорошие люди, и плохие тоже. Нормальные люди. Люди, чьи жизни она поклялась защищать.
— В Филадельфии много полиции. Намного больше, чем здесь. Я не знаю, что вы собираетесь делать, когда найдете Малверн, — сказала она, хотя и боялась, что именно это ей как раз и известно, — но вам в конечном счете придется иметь дело с полицией. Вы захотите крови. Для нее или для себя, вам придется кормиться. Вы можете скрываться какое-то время, но…
Дуло «беретты» коснулось ее затылка. Гейстдорфер сердито огрызнулся:
— Вы в смертельной опасности, офицер. Прямо сейчас. А дальше будет еще хуже. Я слышу панику в вашем голосе. Вы хотите, чтобы я избавил вас от земных забот?
— Нет, — ответила она сквозь зубы.
— Значит, вы не готовы умереть? Вы бы хотели пожить еще немного?
Ей не хотелось уступать даже в этой малости. Но, так или иначе, Кэкстон ответила:
— Да.
— Тогда прошу вас не говорить о том, что неизбежно. Это портит мое пищеварение.
Он пытался заткнуть ей рот? Или объяснить свои действия? Вампир от него зависел. Без Гейстдорфера чудовище не забралось бы так далеко. Может, профессор хотел, чтобы она поняла его? Простила?
Маловероятно, подумала Кэкстон, но смолчала.
— Могу я включить радио? — спросила она.
Музыка могла прогнать самые мрачные мысли.
— Не вижу препятствий, — ответил Гейстдорфер. — Только негромко.
Она кивнула, а потом посмотрела на приборную панель «бьюика». Радио в автомобиле было «родным» и не слишком сложным. Она включила его, и зазвучала рок-музыка, почти полностью заглушаемая помехами. Лора попыталась найти что-нибудь другое. Первая станция, которая хорошо ловилась, оказалась христианским радио, и Кэкстон немедленно переключила его. Ей не хотелось слушать о том, как она вечно будет гореть в аду, — не сейчас, когда смерть так близка. Наконец она нашла станцию, на которой играла классическая музыка. Что-то светлое и легкое. Кэкстон недостаточно разбиралась в ней, чтобы определить, что это за композитор.
— Моцарт, — объявил вампир, словно подслушал ее мысли. — Господи. Я знаю эту пьесу. Ее как-то раз играли в Огасте на рождественском празднике. Неужто в этой повозке есть музыкальная шкатулка? Но как богато она звучит, словно играет целый оркестр.
Лора не поняла вопроса. Ей не хотелось говорить, пока в голосе слышался страх.
— Мне кажется, вскоре после вашей смерти, — сказал Гейстдорфер, — человек по имени Томас Эдисон изобрел способ захватывать звуки из воздуха и записывать их на восковых цилиндрах. Позднее изобрели способ передавать эти звуки на огромное расстояние.
Читать дальше