Дэвид Веллингтон - Девяносто девять гробов

Руки у Кэкстон затряслись. Так просто? Неужели все так просто?

Комиссар вышел из-за стола и сжал ей локоть, а потом направился к двери кабинета. Лора стояла не шевелясь, пока не поняла, что остается одна, и бросилась его догонять.

— Сэр, — сказала она, — я хочу поблагодарить…

— Меня? Не трудитесь, — сказал комиссар, широко улыбаясь. — Я уже читал доклад о вашем участии в расследовании дела Годвинов. Вы заработали пулю, а двое патрульных рисковали жизнью, вытаскивая вас из-под огня.

Он улыбнулся ей, не поднимая глаз от стола.

— Я бы хотел как можно скорее направить вас на специальное расследование, подальше от всех моих людей.

И Кэкстон сделала то, чему она научилась задолго до этого и что было единственно возможным ответом на такой двусмысленный комплимент. Она щелкнула каблуками, отсалютовала, потом развернулась и вышла вон из кабинета.

Мы втиснулись в крытый фургон, пристроив колени с локтями возле циферблатного индикатора. Все освещение состояло из одной свечки, но он уверил меня, что и ее будет достаточно. Было несколько минут после полуночи, и я торопился снять с себя груз тяжелых известий.

Телеграфист занялся включением аппарата, но, даже запустив машину, сильно медлил. Сыпя проклятиями и шипя, он крутил на аппарате индикатор — диск, на котором были выбиты по кругу два ряда букв и цифр и еще несколько команд вроде «ПАУЗА» и «СТОП». Казалось, он не может добиться хорошего сигнала, хотя сообщения все продолжали поступать. Он уверил меня, что это обычное дело, и вернулся к работе, но опять без особого успеха. Я вытащил из-под полы небольшую бутылку и предложил ему, что весьма благоприятно отразилось на его расположении духа, но вот только его машине это не помогло.

— Ох уж эти новые электромагнитные аппараты! Считается, они должны быть лучше, чем старый добрый телеграфный ключ, вот только я этого не замечаю. Ни растворов, ни кислот, чтоб можно было обжечься, ни солей, чтобы закреплять, это хорошо, замечательно! Но эта машина ловит слишком много призраков.

Должно быть, вид у меня был удивленный.

— Да, именно! — воскликнул он. — После каждого сражения мы их получаем. Они переполняют провода, понимаете ли. Мертвецы, делающие последний вздох.

Я в изумлении смотрел, как диск самостоятельно повернулся на корпусе аппарата. Сообщения складывались буква за буквой, так что даже я смог прочитать их. Ни одно из посланий не было длинным или чересчур сложным.

«М_А_М_А» встречалось чаще всего, потом «Г_О_С_П_О_Д_И_И_С_У_С_Е», и «С_П_А_С_И_Д_У_Ш_У_М_О_Ю», и «В_О_Д_Ы». Крики с полей сражений, написанные невидимой рукой.

Наконец нам удалось передать мое срочное сообщение, хоть прошло часа два. Я выбрался из повозки, обрадовавшись, что можно сбежать от этих судорожных жутких посланий, когда телеграфист позвал меня обратно.

— Новое сообщение, сэр.

— Что еще, опять новости с той стороны?

— Нет, сэр, в этом есть ваше имя. «Передано целиком», в нем говорится еще: «Новый приказ. В Гам Спринг немедленно». И где это?

— Скажу откровенно, мне это неизвестно, — ответил я.

Именно тогда я услышал об этом месте впервые.

К тому времени, когда Кэкстон вернулась в Геттисберг, заморосил дождь, слабенький и мелкий. День клонился к вечеру, а скоро, не успеет она и глазом моргнуть, совсем стемнеет. Она въехала на стоянку единственного в городке отделения полиции на Хай-стрит, к югу от площади Линкольна. Доела взятую навынос еду, которая загромождала пассажирское сиденье «мазды»: ей было необходимо набраться сил, в особенности потому, что она чувствовала себя очень паршиво после событий прошлой ночи. Потом вышла из машины и шагнула в стеклянные двери полицейского участка. Сержант за стойкой встал, увидев ее, и указал ей на открывающиеся в обе стороны двери. За ними обнаружился общий зал — слабо освещенное пространство, полное перегородок, за каждой из которых был компьютер и пара офисных стульев. Полицейские в серой и черной форме по всему залу поднялись, когда она вошла. Лора тут же остановилась, когда все до единого повернулись к ней.

Это были патрульные, не детективы. Это были полицейские, которые весь день проводили на улице, следя за порядком. Мужчины в основном были высокими, а большинство — чересчур упитанными. У них были щетинистые усы и короткие аккуратные стрижки. Другими словами, они были очень похожи на ее отца в его лучшие годы. Их глаза ничего не выражали, так они смотрели во время допроса на подозреваемых, не желая выдавать никаких чувств.