Джозеф Ле Фаню - Живописец Шалкен

С этими словами гость протянул художнику документ, согласно которому он, Герард Доув, обязался выдать свою племянницу, Розу Вельдеркауст, замуж за Вилькена Вандерхаузена из Роттердама не позднее, чем по истечении одной недели сверх указанной даты. Пока художник в свете мерцающего пламени масляной лампы, висевшей на дальней стене, изучал содержание договора, в студию, как уже говорилось, вошел Шалкен.

Он передал гостю тяжелую шкатулку и оценочное заключение, выданное евреем, и собрался уйти, но Вандерхаузен знаком велел ему подождать. Гость вручил шкатулку с заключением Герарду Доуву и в молчании дождался, пока тот оценит размер залога, переданного ему в руки. Затем он произнес:

— Вы удовлетворены?

Художник ответил, что предпочел бы получить хотя бы один день на размышление.

— Ни единого часа, — возгласил неумолимый гость.

— Ну что ж, — собравшись с духом, проговорил Доув. — В таком случае я согласен.

— Тогда подписывайте немедленно, — велел Вандерхаузен. — Я устал.

Он достал коробочку с письменными принадлежностями, и Герард скрепил суровое обязательство своей подписью.

— Пусть этот юноша засвидетельствует вашу руку, — приказал старик, и бедный Годфри Шалкен, сам того не сознавая, поставил свою подпись под документом, навсегда отнимавшим у него драгоценную Розу Вельдеркауст.

Договор был заключен. Необычайный гость свернул бумагу и надежно спрятал ее во внутренний карман.

— Я нанесу вам визит завтра вечером в девять часов, Герард Доув, и собственными глазами увижу предмет нашего соглашения. — С этими словами Вилькен Вандерхаузен вышел из комнаты. Двигался он неуклюже, с неестественной оцепенелостью, однако довольно проворно.

Желая разобраться, куда исчезает таинственный гость, Шалкен встал возле окна и принялся следить за выходом. Однако сомнения его лишь усугубились: загадочный старик так и не вышел из дверей. Это было, странно, необъяснимо; юноше стало страшно. На обратном пути художник и его подмастерье разговаривали мало: у каждого были свои поводы для раздумий, тревог, надежд. Впрочем, Шалкен до сих пор не подозревал о несчастье, разрушившем его самые светлые мечты.

Герард Доув не знал о помолвке своего ученика с племянницей, а даже если бы и знал, вряд ли счел бы ее серьезным препятствием для обручения Розы с минхеером Вандерхаузеном. Браки в те времена были предметом торговли и строились на материальном расчете; любой здравомыслящий опекун счел бы безумием при заключении подобных договоров принимать во внимание устную помолвку — это было бы все равно что составлять расписки и долговые обязательства на языке любовных романов.

Художник не спешил сообщать племяннице о важном шаге, имеющем к ней самое непосредственное отношение, и не потому, что опасался серьезных возражений с ее стороны; просто Доув сознавал, что попал в нелепейшее положение — если девушка попросит его описать будущего жениха, ему придется признать, что он ни разу не видел его лица и даже на Страшном суде не сумел бы опознать его. На следующий день, после обеда, Герард Доув подозвал племянницу и, окинув ее удовлетворенным взглядом, взял за руку. Глядя в прелестное невинное личико, он с доброй улыбкой произнес:

— Роза, девочка моя, твое лицо сделает тебя богатой. — Роза вспыхнула и улыбнулась. — Такое хорошенькое личико редко сочетается с добрым нравом, но Господь щедро одарил тебя, и мало найдется холодных сердец, способных устоять перед твоим очарованием. Доверься мне, девочка, и скоро ты пойдешь под венец. Однако не будем тратить времени на болтовню; подготовь к восьми часам большую гостиную и прикажи подать ужин в девять. Ко мне придет друг. Послушайся меня, крошка, оденься понаряднее. Я не хочу, чтобы он подумал, будто мы нищие оборванцы или неряхи. — Сказав так, он оставил девушку и пошел в студию, где работали ученики.

Когда наступил вечер, Герард подозвал Шалкена, собравшегося уже уходить домой, в тесную полутемную квартирку, и пригласил его остаться и отужинать с Розой и Вандерхаузеном. Приглашение было, разумеется, принято, и вскоре Герард Доув с учеником сидели в уютной гостиной, даже в те годы считавшейся немного старомодной. Все было готово к встрече гостя. В камине весело пылали дрова, пляшущие языки пламени отражались на старинном полированном столе, который сверкал, словно позолоченный, в ожидании роскошного ужина. Вокруг стола в строгом порядке были расставлены чопорные стулья с высокими спинками, недостаток изящества которых с лихвой возмещался удобством резных сидений. Роза, ее дядюшка и молодой художник с нетерпением ждали прибытия важного гостя. Наконец часы пробили девять, и в ту же минуту у парадного входа раздался стук молотка. Слуга открыл дверь; на лестнице послышались неторопливые тяжелые шаги.