Владимир Границын - Линия Крови

Владимир отвернулся, помолчал. Добавил:

- Все равно не поверишь.

Александр вышел из машины со странным ощущением, что стал жертвой какого-то нелепого розыгрыша. Едва он захлопнул дверь, иномарка с пробуксовкой сорвалась с места.

Борецкий озадаченно посмотрел ей вслед, достал сигареты. На крыльце РУВД равнодушно пускал дым невысокий и круглый как колобок капитан – дежурный. Александр убрал в карман приготовленную уже зажигалку и направился к нему.

- Извини, командир. Прикурить позволишь?

Не говоря ни слова, капитан протянул коробок спичек. Александр, не спеша, прикурил. Возвращая спички, посмотрел на дежурного в упор, поинтересовался:

- Чего это у вас в городе под вечер все какие-то странные? Каждую минуту на закат оглядываются да норовят домой убежать быстрее?

Равнодушия на круглом лице дежурного поубавилось, но отвечать он не спешил, только пожал плечами.

- Ты, командир, не думай. Я – свой. – Борецкий раскрыл удостоверение. – Я из Вознесенска, к вам в командировку приехал. Остановились в приежке у вас, на втором этаже. - Он кивнул в сторону отдельного входа.

Дежурный ответил:

- Да я понял. Видел, как вы час назад уходили.

Сигарета капитана дотлела. Он бросил окурок в служащее урной ржавое ведро у двери, но уходить не спешил.

- Я к чему интересуюсь, - с улыбкой продолжил Александр, - ночью тут у вас шумно сильно? Поспать дадите?

- Дади-им, - протянул дежурный.

- А ребята как, на ночь заступают охотно? Не боятся?

- А чего боятся-то? – задал встречный вопрос капитан.

В голосе дежурного прорезались агрессивные нотки. Равнодушия на лице не осталось. Он в упор буравил вознесенского опера взглядом. Взгляд был злым и обиженным одновременно. Возможно обиженное выражение капитану придавали длинные, по-детски пушистые и абсолютно бесцветные ресницы.

Александр улыбнулся еще шире. Он действительно был доволен, чутье подсказывало – попал в точку.

- Ну, как чего? По ночам сейчас такое творится… Говорят, даже мать родную не надо пускать, если ночью попросится, а тут, хочешь не хочешь, а на улицу – марш. С мудаками всякими общаться. Опять-таки, любой ночью может придти – как заявитель – и не откажешь. Придется впустить.

- Да ерунда это все! Какой там «попросится – не попросится»? Бабушкиных сказок наслушались! Белобрысый капитан достал еще одну сигарету, нервно чиркнул по коробку спичкой. – Я думал это только у нас тут все с ума посходили… вы что, тоже верите во всю эту чушь?!

Круглое лицо его показалось в эту минуту Борецкому совсем мальчишеским. Капитан поднес горящую спичку к сигарете, жадно затянулся. Пальцы его заметно дрожали.

Александр серьезно сказал:

- Да уж не знаю, что и делать… Ладно, спокойной ночи.

Зайдя за угол, Александр еще несколько минут постоял, задумчиво глядя в сгущающиеся сумерки. Зябко поежился – к ночи заметно похолодало – и отправился восвояси. Он поднялся на второй этаж, прошел в комнату. Вадим сидел на кровати у стола. Стол был покрыт газетой. На газете стояли пивные бутылки, до половины наполненный пенной жидкостью граненый стакан, высилась горка сухой рыбьей чешуи и костей.

- Не спишь? – осведомился Борецкий.

- С тобой разве уснешь… - буркнул Кукушкин. – Пиво будешь?

– Откуда оно у тебя?

- Купил. Жанку ходил провожать и купил.

- Что значит провожать? Куда?

- К бабушке. Она же говорила, что у нее здесь бабушка живет.

- Твою мать! Адрес запомнил?

- Какой еще адрес?

- Бабушкин, какой.

- Ну, улица Мира… Дом не знаю. Вообще-то я ее только до перекрестка проводил. Дальше она сама…

Жанна шагала по пыльной асфальтовой дорожке вдоль Центрального проспекта – главной улицы Зареченска. Слева от нее, отделённая широким, похожим на луг газоном, лежала на возвышении прямая как стрела проезжая часть. На противоположной стороне проспекта выстроились относительно современные пятиэтажки, первые этажи которых сплошь заняты разнообразными магазинами – сразу видно, центр. А вот справа… Справа темнел старый заброшенный парк, больше похожий на лес. Дорожка, по которой стучала каблучками Жанна, ползла как раз по его кромке. Собственно о том, что беспорядочные заросли когда-то были парком, говорили лишь торчащий поверх деревьев ржавый остов колеса обозрения да изредка белеющие меж деревьев гипсовые скульптуры с отбитыми частями тел.

Жанна шла, не обращая внимания ни на жутковатое чернолесье, ни на то, что она была в те минуты единственным пешеходом на всем проспекте, а может и во всем городе. В правой руке девушка несла пакет с нехитрыми гостинцами для прабабки, меж пальцами левой была зажата дымящаяся сигарета. Пальцы слегка подрагивали. Налетевший порыв ветра взлохматил слегка вьющиеся агатовые волосы, унес в сторону струящийся над ладонью сизый дымок. От резкого щелчка вслед за ним унеслась и недокуренная сигарета…