Алексей Атеев - Демоны ночи

Павел пытался восстановить подробности происходящего, расспрашивая Лильку, но та помнила еще меньше, чем он. Красный карлик вообще не сохранился в ее памяти. Правда, она сообщила, что вроде бы Павел отгрыз какому-то нахалу ухо, но рассказывала об этом обстоятельстве столь неуверенно, что наш герой поднял ее на смех. Хозяйку дома Лилька больше не встречала. Та перестала заглядывать в их бутик. Однако Светлана Петровна никуда не исчезала. Лилька как-то решила ей позвонить и безо всяких проблем осуществила это. Хотя Светлана Петровна, услышав Лилькин голосок, особой радости не выказала, но говорила вежливо, правда, весьма холодно и в гости отнюдь не приглашала.

Наибольшее впечатление на Лильку произвела шаманка.

– Очень страшная, – изрекла девушка. – Как она прыгала и причитала! Аж жуть охватывала!

Бурышкина она помнила смутно.

– Был еще какой-то высокий, благообразный дедушка… – рассказывала Лилька. – Вроде говорил с кем-то, вот только с кем…

Вообще говоря, вся эта история не особенно интересовала Лильку. Было и было… Мало ли что случается. К разного рода «непоняткам» нужно относиться проще. Жизнь полна чудес.

Павел был с ней согласен. Кстати, он покинул стены редакции газеты «Курьер-экспресс». В настоящее время наш герой трудится в престижном дамском глянцевом журнале художественно-музыкально-театральным критиком. Дела Павла идут не то чтобы блестяще, но, в общем-то, неплохо. Он на короткой ноге со множеством второстепенных исполнителей попсы, с молодыми актерами и актерками, с полупризнанными художниками… Словом, стал своим в мирке московской богемы. От криминальных тем его с души воротит. «Ни за какие длинные баксы, – говорит он и кривится. – Хватит с меня полуразложившихся трупов!..» Что ж. У всякого своя дорога.

Шаманка Катя недолго задержалась в Москве. Она уехала к себе на Алтай дня через три после всего произошедшего. В аккурат перед ее отъездом все же отыскался пропавший много лет назад брат пожилой еврейки, соседки Бурышкина. Именно в этот момент в квартире раздался звонок, и человек на том конце провода попросил пригласить к телефону Фиру. По-русски донельзя взволнованный человек говорил не очень хорошо. Та взяла трубку и тут же упала в обморок. Когда спустя пару минут ее привели общими усилиями в чувство, Фира схватила трубку и затараторила в нее, перемежая русскую речь еврейскими словами.

Оказалось, вновь обретенный брат проживает в Израиле и немедленно приглашает сестру в гости.

Присутствовала ли в данной ситуации помощь шаманки, остается под вопросом, однако Фира упала перед ней на колени. Впрочем, сама Катя весьма скупо демонстрировала свои чувства. Лицо ее сохраняло все то же бесстрастное выражение. Узкие щелки глаз были не то воротами в иные миры, не то дырами в абсолютный мрак и пустоту.

Так же, без всяких эмоций, шаманка мельком попрощалась с обитателями бурышкинского логова и исчезла, словно ее никогда тут и не было.

Ну а что же сам Никифор Митрофанович? Как изменилась жизнь Бурышкина после общения с нечистой силой? А в том, что это была именно нечистая сила, у нас нет никаких сомнений. Читатели, наверное, уже догадались: Бурышкин, пользуясь случаем, заложил свою бессмертную душу Князю Тьмы. И, конечно, всех интересует: какую цену он назначил, что потребовал взамен?

Как уже сообщалось, на этом свете Никифор превыше всего ценил известность. Но увы. Все, на что он мог рассчитывать, – задний план при какой-нибудь скороспелой звезде. Всю жизнь господин Бурышкин был лишь фоном. И вот теперь его мечты наконец сбылись. Никифор, пожертвовав душой, получил бессмертие. Он стал… памятником. Да-да, именно так! Памятником Петру Великому работы скульптора Зураба Церетели! Как подобное могло случиться, оставалось полнейшей загадкой. Бурышкин жив-здоров, проживает все в той же коммунальной квартире, но одновременно возвышается над Москвой-рекой, рождая пересуды среди жителей и гостей столицы. Это была не мания и не психоз. Никифор полностью отождествлял себя с памятником, горделиво держал руку на штурвале корабля под названием «Россия», сердился на галок и ворон, время от времени садившихся на него и даже осмеливавшихся испражняться на царственные члены. Он никому не рассказывал о своем новом воплощении, да это было и ни к чему. Бурышкин наконец добился того, о чем столь долго мечтал. Он был на своем месте, а главное, пребывал в подлинном величии.