Алексей Атеев - Мара

– Постой, дед! – повелительно сказал Десяткин. – Постой, не торопись. И так уж достаточно вылакал…

– Ай, я так и знал, – заканючил Аполлон Аполлонович. – Вот она… нынешняя молодежь, из рук рюмку вырывает. Да слыханное ли это дело?! Налей, чего жмешься. Я же тебе все это отдаю. Бесплатно, может быть, отдаю. Чего же ты?.. А, паренек?

– Как твоя фамилия?! – строго спросил Валера.

– Фамилия? Ты что же, только пофамильно наливаешь? Ну и ну! Вот времена настали. Даже в самую лихую годину, даже в войну, и то, когда наливали, фамилию не спрашивали. Имя, бывало, спрашивали, а вот фамилию…

– Фамилия! – заорал Валера.

– Ой-ой, – переполошился старик, – ужас-то, ужас! Такой и убить может, тюкнет топориком… или ножичком пырнет… Ой, батюшки, черт гостя послал.

– И убью, – пообещал Валера, – если фамилию не скажешь.

Он схватил со стола одну из шпор и, выставив ее перед собой, двинулся на старика.

– Караул! – завизжал тот и попытался убежать в дом, но Валера отрезал ему путь к бегству.

– Так как твоя фамилия, старый пень?

Старик молчал, то подскакивая к Десяткину, то вновь отбегая в сторону.

– Гракхо! – вспомнил Валера. – Гракхо, стало быть? Итальяшка, значит. Потомок римского трибуна, значит? Постой-постой… Уж не Горохов ли твоя фамилия?

Старик замер и как-то даже присел.

– Точно! – заорал Десяткин. – На кого это, думаю, он похож? Час думаю, два думаю… Не могу вспомнить. И вспомнил! Еще как вспомнил! Есть у меня дружок закадычный, Флегонтыч-Ферапонтыч. Это он, кстати, наколку дал. На проклятый этот Чернотал. Так вот, его фамилия тоже Горохов. Родственнички, значит, или как? А может, даже брательнички? А, Аполлон? А знаешь, как я вас вычислил? Внешне-то вы вроде не похожи. Но повадки… Прямо один к одному! До водяры оба охочи, до халявной… Налей да налей! На дармовщину. Ну, падла, сейчас я тебя мочить буду, и не этой вот финтифлюшкой, – он швырнул шпору на стол, – а по-настоящему. Ах ты недобиток барский! – Валера поднял с земли увесистую жердину и двинулся на Аполлона Аполлоновича.

– Постой, – взмолился тот, – погоди… Неужто на старика рука поднимется?

– Еще как поднимется. Плел мне тут, итальянец сраный! Вы меня извести задумали? Сначала твой родственничек заманил меня сюда, накачал какой-то дурью. До глюков накачал. О! Да ведь я все понял! Это вы меня ограбили. Я, конечно, действительно побывал в Чернотале. Вещи эти, – он кивнул на стол, – и вправду там собрал, а вы меня обокрали.

– Что ты?! – закричал Аполлон Аполлонович. – Никто у тебя ничего не крал, тут другое.

– Ах, другое?! Выкладывай!

– Ты сначала успокойся.

– Ладно, – Десяткин отбросил палку и уселся за стол, его гнев куда-то пропал. – Иди сюда, придурок. Иди, не бойся. Вот, пей. Пей, сука, и рассказывай, что к чему. Правду говори, а не скажешь, замочу. Искать тут не будут. Закопаю среди могил предков.

Старец опасливо приблизился, ожидая подвоха, и робко сел на краешек табурета, стоявшего по другую сторону стола. Рука его медленно двигалась по столешнице по направлению к рюмке. Наконец он схватил ее, одним глотком осушил и снова вскочил.

– Сядь! – приказал Валера. – Сказал же, не трону.

Старик снова сел.

– Выкладывай.

– Что выкладывать?

– Затею вашу выкладывай. С Флегонтыч-Ферапонтычем.

– Я не знаю никакого Флегонтыча…

– Еще один Горохов. Который в городе. Бывший учитель истории. Не знаешь его?!

Аполлон Аполлонович потупился.

– Вижу, что знаешь. Ишь, глазки-то забегали.

– Тут, понимаешь, такое дело, – прошептал старик.

– Громче говори!

– Дело…

– Ну?!

– Ты в самом начале еще догадался.

– О чем это я догадался?

Старик вертел в руках пустую рюмку, не решаясь говорить.

– Живо! – Да об этом самом, – поднял глаза Аполлон Аполлонович, – о кладе.

– Опять лапшу на уши вешаешь? Какой еще клад?!

– Самый настоящий. Думаешь, зря я здесь пять лет сижу. На руинах. Думаешь, ради дряни этой. – Старик одним движением смахнул со стола принесенный из дома хлам. – Батюшка покойный сколько раз рассказывал. Елагины были богатейшими людьми, а пришли комиссары и ничего не сыскали. Куда все делось? Понятно, закопали. С собой увезти не смогли. Слишком громоздкие вещи. Фарфор, столовое серебро… Ты понимаешь, серебра одного несколько пудов было. Пудов!!! Золотая посуда. Старинное оружие. Батюшка рассказывал: блюдо золотое двенадцать фунтов весило. А ты – шпоры, мельница… Курительный прибор работы Фаберже, портсигар – подарок его величества государя Александра Второго.