Алексей Атеев - Тьма

Скончавшихся в тюремных стенах хоронили в одном из углов старого городского кладбища. Это кладбище являлось еще одной достопримечательностью Верхнеоральска. Обнесенное местами разрушенной невысокой стенкой, сложенной из дикого камня, оно стояло на выезде из города. В принципе, ничего особо выдающегося в сем кладбище не наблюдалось. В любом старинном городке существует нечто подобное, обычно несколько десятков мраморных или гранитных плит с надписями, указывающими, что под сим камнем покоится прах отставного подполковника от артиллерии Лещиц-Грабянки или почетного, потомственного гражданина Хряповолова. На здешних обелисках читались имена казачьих станичных атаманов, немецких пивоваров и купеческих вдов. Возможно, среди имен захороненных на кладбище заключенных верхнеоральского централа имелись достойные того, чтобы на их могилы водили экскурсии, однако вместо памятников им ставили таблички с номерами. Непогода очень скоро смывала номерные ориентиры, и уже сам черт не мог разобрать, где кто лежит. Впрочем, черт, возможно, и безо всяких указующих надписей располагал информацией на этот счет.

Однако местное население, во всяком случае часть его, занимал вопрос не столько о том, кто покоится под полуразрушенными обелисками, сколько ЧТО под ними покоится. Среди жителей Верхнеоральска на протяжении многих десятилетий ходили истории о кладах, закопанных на кладбище. Похоже, никто не располагал достоверной информацией на этот счет, однако слухи не затихали. И для этого имелись поводы. Так, например, в один прекрасный день верхнеоральцы столкнулись со следующим феноменом. Могила рабы божьей Антонины Супниковой, упокоившейся с миром в одна тысяча девятьсот восьмом году на пятнадцатом году жизни, оказалась раскопанной неизвестными, но не только костей означенной девицы, но и обломков ее гроба при ближайшем рассмотрении обнаружено не было. Само происшествие и связанные с ним обстоятельства скрупулезно зафиксировал милицейский протокол. Кто и зачем раскопал могилу и куда делись вещественные доказательства, так и осталось неизвестным. Органы попытались разобраться в обстоятельствах и причинах этого события, но расследование проходило очень вяло и, соответственно, зашло в тупик. Ясное дело, решили горожане, искали и, видимо, нашли клад. Но кто – так и осталось загадкой. Однако домыслы и россказни данный факт только усилил.

На старом верхнеоральском кладбище нынче редко кого хоронили. И не потому, что существовал запрет санстанции. Просто уважающие себя верхнеоральцы считали зазорным погребать прах своих близких там, где по ночам неведомые гробокопатели оскверняют могилки невинных девиц, а днем среди поваленных памятников и покосившихся крестов бродят коровы и козы. Для этой цели существовало новое городское кладбище, относительно благоустроенное и ухоженное, а старое являлось последним прибежищем всякого рода маргиналов, бомжей и, опять же, умерших заключенных, поскольку верхнеоральская тюрьма продолжала функционировать. Однако в тот ранний июльский вечер похороны проходили именно на старом.

Возле отрытой могилы на двух табуретах стоял открытый гроб, обитый дешевой красной тряпицей, а вокруг него и чуть поодаль сгрудился десяток субъектов, чей вид не оставлял сомнений в принадлежности погребаемого к определенной социальной группе, именуемой маргинальной.

Хоронили Толика Картошкина, личность в некотором смысле для Верхнеоральска примечательную. Толику не было еще и сорока, а сгубила его известная русская отрада и напасть – водочка. Пил Картошкин, что называется, по-черному. Однако, кроме алкоголя, у него имелась еще одна страсть – чтение. Казалось бы, как одурманенные зельем мозги могут воспринимать культуру. Но вот, воспринимали! Нужно отметить, Толик не употреблял алкоголь непрерывно, а страдал запоями. Запой продолжался обычно две-три недели и кончался полной прострацией. Тут уже было не до чтения… Молодец только пил и спал. Вернее, пребывал в тяжелом, наполненным кошмарами забытьи. Но, так или иначе, он выходил из непотребного состояния. Пару дней Картошкин страдал. Потом потихоньку оживал, поднимался с кровати и, похлебав сваренной матерью «борщевки», брался за книгу. Как гоголевский Петрушка читал он все подряд. Нет, конечно же, до учебника химии Толик не опускался, однако сегодня он мог увлеченно вчитываться в «Приключения Незнайки», а завтра перелистывать Генри Миллера. В городской библиотеке его хорошо знали, очень жалели и всегда в первую очередь выдавали новые поступления.