Алексей Атеев - Девятая жизнь нечисти

Успокаивая себя подобным образом, Хаим решил вернуться и высказать вслух свои соображения. Еще издали он увидел – около могилы никого нет. Видать, после неприятной сцены все ее участники поспешили разойтись восвояси.

«Что ж, – подумал Хаим, – пойду и я… Здесь мне больше делать нечего». Он достал из жилетного кармана большие серебряные часы «Мозер», щелкнул крышкой. Ровно двенадцать. Полдень. Дел еще невпроворот. О том, что произошло на кладбище, он, конечно, никому не расскажет. Надо думать, и остальные участники похорон будут молчать. К чему, как говорят русские, выносить сор из избы. Хотя до Енты все равно дойдет, если уже не дошло, что ее скудоумный вздыхатель повесился.

Хаим покосился на свеженасыпанный холмик земли.

– Так будь же и ты проклят, Моисей Горовиц! – в сердцах произнес он. – Чтоб не было тебе на том свете успокоения! Пусть душа твоя скитается во мраке до скончания веков! – И плюнул на могилу.

А вечером в доме Берковичей играли свадьбу. И хотя большинство присутствующих знало об ужасной смерти Моисея, веселья это обстоятельство не омрачало. Покрытые белыми скатертями столы по случаю прекрасной майской погоды были поставлены во дворе, тут же жизнерадостно пиликал на скрипицах небольшой оркестрик. Гости пили, закусывали и плясали.

Только Ента не догадывалась о случившемся. Она сидела во главе стола рядом со своим представительным женихом, но на ее лице почему-то не читалось особой радости. Скорее оно выглядело грустным. Девушка и сама толком не понимала причины подобного состояния. Казалось бы, чего печалиться? У нее есть муж. И какой! Солидный военный человек. Да выйти замуж за такого – несбыточная мечта любой девушки. Пусть он не еврей, но нынче это не имеет уж такого огромного значения. И в прежние времена еврейские девушки выходили замуж за гоев и не стыдились этого. Все равно дети, родившиеся от подобных союзов, считаются евреями.

Ента таким образом успокаивала саму себя, но мыслями нет-нет да и возвращалась к Моисею. Где он теперь, бедолага? На свадьбу, конечно же, не пришел… А вдруг заявится и устроит скандал? Видно, все-таки любит ее… Возможно, по-другому, нежели Соловей, но что душу готов отдать – это точно.

Однако папаша правильно говорит: разве с таким можно делать счастье?

Ента повернула голову и робко взглянула на своего избранника. Того, похоже, несколько угнетала вся эта кутерьма, распаренные лица, преувеличенное внимание к собственной персоне. Каждый считал своим долгом подойти и представиться жениху, поздороваться с ним за руку, сказать «мазл-тов» [10], а некоторые особенно бестактные так и чмокнуть в щеку норовили.

Вот Наумчик явно чувствовал себя в своей тарелке. Пил, ел, плясал, тискал потных партнерш по танцам и вообще веселился, как в последний день перед cтрашным cудом.

Наконец наступил кульминационный момент – молодые отправлялись на брачное ложе.

На протяжении всего мероприятия косоглазый жулик был напряжен, как натянутая струна. Он ждал: вот-вот случится какая-нибудь пакость. Внешне Хаим выглядел достаточно спокойно, он шутил, смеялся, чокался с гостями, выкрикивал «мазл-тов» и «лехайм», однако постоянно оставался начеку. Больше всего Хаим боялся появления Сарры. Он даже не знал, что следует предпринять, если подобное произойдет. Треснуть ее по башке? Но на виду у всех подобное невозможно. Если приказать кому-нибудь из подручных мордоворотов в случае появления схватить Сарру в охапку и уволочь прочь? Опять же возникнет скандал. Остается только надеяться, что эта полоумная не явится сюда со своими проклятиями.

Однако, против ожиданий, свадьба проходила вполне благопристойно. И когда молодые удалились в опочивальню, у Хаима отлегло от сердца. Слава создателю, все прошло наилучшим образом. Однако, как оказалось, радоваться было рано.

Уже совсем стемнело, часть гостей отправилась по домам, остальные, самые стойкие, продолжали гулять, хотя и несколько подустали. Скрипачи закончили пиликать, уселись за столы и ускоренными темпами постарались наверстать упущенное. Звенели стаканы, ножи и вилки звякали о посуду, музыканты негромко переговаривались гортанными голосами, и этот легкий, невнятный гул казался частью наступившей наконец тишины. Над засыпающим городком всплыла полная луна. Ее огромный мутный диск осветил дощатые крыши убогих домов, плохо вымощенные узенькие улочки, бредущие по ним редкие, плохо одетые парочки… Бушевала майская ночь, воздух был пронизан дивными ароматами наступающего лета, чувственностью и запахами помойки. Каждый из этих флюидов существовал как бы отдельно, не перемешиваясь, но и не доминируя над остальными. Высокое шло бок о бок с низменным. Ведь в каждом счастье изначально заложена горькая капля саморазрушения.