Мишель Цинк - Пророчество о сёстрах

— Джеймс? — В любой другой обстановке голос мой звучал бы совсем тихо, но в тишине рощи он разлетается гулким эхо. — Ты здесь?

Сильные руки хватают меня сзади, поднимают в воздух. Из горла вырывается сдавленный вопль, я со всех сил брыкаюсь, одержимая одним инстинктом: вырваться из стальной хватки. Подняв кулаки, я уже собираюсь обрушить на нападающего шквал ударов, как тут меня разворачивают, и я оказываюсь с ним лицом к лицу. Теплые губы припадают к моим, руки, что сжимали мне плечи, разжимаются и медленно ползут вверх, зарываются в волосы.

Я растворяюсь в поцелуе. Мне чудится, будто река течет сквозь меня — от корней волос до пальцев ног. Наконец я высвобождаюсь и делаю шаг назад.

— Ох! Боже ты мой, Джеймс! Как ты меня напугал! — Я награждаю его детским, слабым тычком в плечо. — Нас ведь могли увидеть!

Он смеется и прикрывает рот ладонью, словно стараясь успокоиться. Однако когда видит выражение у меня на лице, то мигом и сам становится куда серьезнее.

— Прости, Лия. Правда, прости. Но кто бы еще мог тебя так ухватить?

В глазах у него все еще пляшут веселые чертики, и я сурово смотрю на него, силясь их унять.

Джеймс подходит ближе, озирается по сторонам и крепко прижимает меня к себе.

— Я совсем не хотел тебя пугать. Просто очень рад тебя видеть. Знала бы ты, как это трудно — видеть тебя в библиотеке при отце, видеть тебя на улице с Элис, да где угодно — и не сметь даже обнять.

На миг он обхватывает меня еще крепче, так что я всем телом прижимаюсь к нему. Дыхание перехватывает. В эти краткие секунды для меня не существует ни пророчества, ни книги, ни отметины.

Только теплое тело Джеймса вплотную к моему. Столь сильный эффект смущает меня. Не хочу, чтобы Джеймс почувствовал, как быстро стучит мое сердце. Не хочу, чтобы он услышал, как оборвалось у меня дыхание. Я высвобождаюсь и хитро гляжу на него.

— Что-то ты осмелел, — лукаво говорю я.

Джеймс смеется, и с ветвей деревьев у нас над головой срываются мелкие пташки, напутанные этим неудержимым смехом.

— Я? Осмелел? Довольно смешно звучит из уст одной из вайклиффских своевольниц!

Щеки у меня заливаются краской при упоминании нашей вчерашней выходки. У меня еще не выдалось времени рассказать Джеймсу о визите к Соне Сорренсен. Уж слишком все было бурно и шумно после нашего возвращения. И, честно сказать, я даже рада, что вышло именно так. Сонино поведение во время этого визита настолько выбило меня из колеи, что я никак не могла решить, как именно объяснить Джеймсу все происходящее. Он знает лишь то, что мы сказали мисс Грей, — что нам пришла в голову шальная мысль немножко прогуляться и подышать свежим воздухом. Теперь же, после разговора с Соней над озером, я уверена: для всех будет лучше, если так оно и останется.

— Кроме того, — продолжает Джеймс, не замечая моего душевного смятения, — я мог бы сказать, что это ты на меня так действуешь — вот я и смелею. И что тут такого? Зачем бы еще нам приходить в наше любимое место, к этому камню в укромной роще? — Он с размаху опускается на валун, словно желая продемонстрировать, как тут удобно, и морщится: жестко. — Ну ладно. Возможно, камень и не такой удобный, как мне казалось. Или… или, быть может, он гораздо удобнее, когда ты сидишь рядом.

Джеймс приподнимает брови и с хитрой улыбкой хлопает рукой по камню возле себя.

В ответ на эту попытку заманить меня поближе я улыбаюсь, подхожу и сажусь рядом с Джеймсом.

— Знаешь, я должна тебе кое-что рассказать. Кажется, это имеет некоторое отношение к той книге, что ты нашел в отцовской библиотеке.

Улыбка сбегает с его лица. Если и есть на свете тема, которая может отвлечь Джеймса от менее добродетельных причин наших встреч у реки, то это как раз беседа о редкой книге.

— Да? И что?

Набрав в грудь побольше воздуха, делаю первый крошечный шажок вперед. Так и надо открывать правду — маленькими шажками.

— Кажется, я поняла, к чему относятся Хранительница и Врата — если такие вещи вообще можно понять.

— В самом деле? А звучит ведь совершеннейшей нелепицей.

Я потупляю взор на свою юбку, разглаживаю складки ткани на коленях и наконец начинаю.

— Ну да… еще пару дней назад я и сама бы с тобой согласилась, но теперь… когда я… ну, знаю, что и в самом деле есть такая легенда… про сестер. Близнецов, как мы с Элис.

Джеймс слушает почти все время молча, лишь раз или два прерывает меня, чтобы уточнить какую-то часть рассказа, которую он не очень понял. Однако его вопросы носят сугубо академический характер. Это не настоящие вопросы — во всяком случае, они рождены жаждой знаний, а не тем, что он и вправду верит во всю эту историю. Он слушает ее как волшебную сказку. Я рассказываю ему все… не упоминая лишь про отметину. Когда я наконец умолкаю, тишина заполняет пространство вокруг нас надежнее любых слов.