Борис Лисицын - Свиток Наафранха

Во время экспедиции мой друг писал довольно редко, что, видимо, было связано с большой занятостью, а также с его намерением сделать мне сюрприз. Я был в курсе того, что несколько месяцев назад германские коллеги обнаружили в одной из древних гробниц Нубии любопытный раритет — свиток из папируса очень необычного свойства (были даже предположения, что это вовсе не папирус, а другое, пока неизвестное вещество). Местные жители испытывали огромный страх перед этим артефактом. Свиток был испещрен древнеегипетскими иероглифами, однако переведенный текст казался верхом нелепости и бессмысленности. Стало ясно, что без толковника интерпретировать эти надписи не удастся. Интересно, что такие же свитки попадались и раньше в разных районах Египта, Ливии и Палестины. И все усилия понять значение странного текста были тщетными. Но Мейнингеру, присоединившемуся к соотечественникам в конце сентября, несказанно повезло. Почти случайно он, наконец, нашел ключ к загадочному свитку.

Уникальность и ценность его находки невозможно преувеличить. Персидский философ Ширхан Лоди, живший в XIV веке в Исфагане, не только перевел данный текст, но и каким-то образом догадался о его зашифрованном значении, составив комментарий, который Мейнингер обнаружил в одном из коридоров катакомб Саиса. В соответствии со сведениями, полученными из комментария к «Свитку Наафранха» — именно так назывался этот текст — Адам со своей экспедицией перебрался в ливийскую пустыню около границы с Египтом для ведения новых раскопок. Он был очень скуп на сообщения, но из газет я узнал о странном инциденте, случившемся 28 ноября. Статья цитировала слова турецкого чиновника из Восточной Киренаики, согласно которым в этот день вся округа радиусом в десятки миль увидела лиловую молнию циклопической длины, бившую, как показалось очевидцам, от земли . Многие местные жители подумали, что уже началась война с Италией, и стали готовиться к эвакуации. Вскоре, однако, власти узнали от смертельно перепуганных арабов, работавших на немецких археологов, что источник загадочной молнии находился в лагере научной экспедиции. Мейнингер дал турецким солдатам возможность убедиться в том, что среди членов археологической группы все живы, но не предоставил вразумительных объяснений этому происшествию, произведя также всеобщее недоумение своим чрезвычайно бледным, изможденным видом.

Через неделю мне пришло письмо из Тобрука, в котором Адам уведомлял об окончании своих работ и скором возвращении. К Рождеству он уже приехал в Провиденс, и радость его жены была столь велика, что она даже сняла табу на мои визиты, поэтому праздник я отмечал вместе с Мейнингерами и Вейсманами и был почти реабилитирован нашим шефом, да и его младшая дочь чуть-чуть оттаяла. Это согрело мне душу, но еще больше я сгорал от нетерпения познакомиться с материалами Адама, пока хранившимися на складе Археологического музея.

Рождественская вечеринка уже подходила к концу, когда, не выдержав, я намекнул Адаму о том, что пора бы ему раскрыть карты. Но он, к моему недоумению, категорически отказался пойти в музей, сославшись на усталость. Меня это несколько обидело, но я не стал настаивать. Адам нарочито сменил тему разговора, и вскоре хозяйка и гости (кроме меня, конечно) позабыли про музей.

Веселье затянулось глубоко за полночь, потом я провожал мистера и миссис Вейсман и мисс Мэгги до их дома на Джордж-стрит, что на юге Провиденса, а к себе на Рошамбо-авеню (в северной части города) вернулся уже часа в четыре. Я ощущал приятное возбуждение от беседы с Мэгги, который протекал в неожиданно весьма любезной атмосфере, и сокровища подвала музея меня уже почти не волновали.

Только я разделся и лег спать, как зазвонил телефон. Проклиная кретина, додумавшегося звонить в такое время, я снял трубку и услышал приглушенный голос Мейнингера:

— Элен уже спит, и я готов идти в музей. Я кое-что покажу тебе. Встречаемся у музея через сорок минут. — И он прекратил связь.

Лишь минута потребовалась мне для того, чтобы привести себя в порядок, и я едва ли не кубарем скатился по лестнице на улицу. Обычно расстояние до музея я преодолевал за час с лишним, но сейчас даже сорока минут оказалось достаточно. Когда я появился у входа в музей, Адам уже стоял там и ежился от холода и, как мне показалось, какого-то беспокойства. Обмениваясь короткими фразами, мы миновали охранников и спустились вниз. Мейнингер открыл служебную комнату, которую мы использовали для складирования новых экспонатов, и включил свет. Затем он уселся на стул и в своей традиционной степенной манере принялся разсказывать мне о том, что же произошло во время раскопок, а также демонстрировал фотографии и рисунки, сопровождая их подробными комментариями.