Андрей Тепляков - Антитело

— Вобщем-то не за что — сведения неутешительные. Если бы я писал об этом статью, я назвал бы ее Кокошинский мор.

— Господи!

— Да. Ладно — слушай. Село Кокошино, Московской губернии, Волоколамского уезда. Когда и как возникло — не знаю. Я нашел упоминание о нем в связи с моровой болезнью. По времени это восьмидесятые годы позапрошлого века. Уездный фельдшер доложил об эпидемии неизвестной хвори, признаками всеми похожей на чахотку. Как я понимаю, штука оказалась очень заразной. По словам жителей, начавшись в середине мая, к концу июня мор выкосил пятьдесят девять человек из почти сотни населения. Практически все оставшиеся были больны или чувствовали себя плохо. На все село оказалось человек пять здоровых, но и те, отвечая на вопросы дознавателей, привели их к заключению, что лихорадка села Кокошино вызывает страдания не только тела, но и души. Люди рассказывали про живой лес, который хочет погубить всех, чертей и прочее в том же духе.

На волне истерии было несколько случаев насилия, один из которых показался полицейским странным и удручающим. Местный крестьянин, Степан Сытый, зарубил своего малолетнего сына и ушел в лес. Следователей поразил тот факт, что никто из села не пытался найти его или помешать; скорее всего, они предпочли просто не замечать происходящего. Мало того — в тот же день была проведена церковная служба, по всем признаком напоминающая обряд изгнания демонов. К тому моменту, как в село прибыли власти, тамошний священник, Захар Винник, уже умер, и выяснить подробности не удалось. Степана Сытого искали в лесу несколько суток, оповестили полицию по всему уезду, но не нашли. Никаких аномалий тоже не обнаружили.

Люди продолжали умирать, и село изолировали казаки. За два месяца от странной лихорадки скончались девяносто три человека. Двое каким-то образом не заразились. Лечение заболевших не принесло никаких плодов. За это время, помимо жителей Кокошино, преставились трое фельдшеров, два казака и двое полицейских. Мертвых хоронили у самой кромки леса в общей могиле. Там крест поставили. По идее, он должен был сохраниться. Село сожгли.

Два месяца и сто человек. Если не считать этого Степана Сытого.

Федор замолчал, переводя дыхание.

— Знаешь что, Аня — если у вас там творится какая-нибудь чертовщина, я совсем не удивлюсь. Место вполне подходящее.

Трубка ответила тишиной.

— Аня? Ты там?

— Да.

— Что у вас происходит? Там снова плохо?

— На месте Кокошино сейчас ферма. Там четыре человека: семья с маленькой девочкой и племянник хозяина. Девочка заболела и ее мать тоже. Ко мне приходил этот парень, его зовут Глеб, он рассказывал про лес. Все как ты сейчас говорил и… Я действительно что-то чувствую. Там очень плохо, Федор! Очень плохо!

— Похоже, история повторяется?

— Да. Видимо так.

— А рядом еще есть деревни? Что-нибудь?

— Титовка. Примерно в километре от них.

— И как там?

— Не знаю.

— Да-да-да… Что будем делать?

Анна промолчала.

«Делать. Что тут можно делать?»

— Аня, не исчезай!

— Я здесь. Просто не знаю, что тебе сказать.

— Ладно. Давай сделаем так — у меня сейчас отпуск. Пожалуй, я заскочу в ваши края. У тебя найдется комната?

— Да. Конечно!

— Вот и отлично! Придумаем что-нибудь. В конце концов, на дворе двадцать первый век. Позовем ребят в защитных костюмах, лаборатории. Буду у тебя завтра утром.

— Боюсь, не помогут там защитные костюмы… Хорошо. Жду тебя.

— Ты только ничего пока не делай. Просто жди. У меня есть кое-какой опыт. Ты и представить не можешь, сколько чертовщины творится на свете. Обо всем и не напишешь!

— Я бы не хотела этого знать.

— И правильно! Значит, до завтра?

— До завтра.

Голос в трубке переменился. Стал мягче и как будто ближе.

— Не волнуйся, милая, мы все поправим.

— Да. Да, я надеюсь.

— Ну, пока!

— Пока.

Знахарка положила трубку и тяжело села на стул, скрипнувший под ее весом. Ей стало жутко. Разговор нисколько не утешил ее, наоборот — он вызвал ощущение безнадежной тоски. Казалось, черная тень накрывает их край, и в ней нет ничего из тех бездушных явлений природы, с которыми она обычно имела дело. Это было зло. Настоящее, первородное, имеющее цель. Единственную цель — сеять смерть. Впервые в жизни Анна подумала о том, что у ее дара может быть предназначение.

Она встала, прошла в угол, где висела старая бабушкина икона, опустилась на колени и, перекрестившись, зашептала что-то быстро-быстро.