Мои сегодняшние действия основаны на вере. Вере в чудеса — и в человека, который их творит. Элла, хрупкая, но пылающая неистощимым внутренним огнем, увидит, как я ступлю в тот таинственный мир, который мы зовем загробной жизнью. И Элла же своей страстной молитвой вернет меня обратно.
Я прошу всех вас помочь ей. Вас, кто пришел сегодня сюда, — и вас, жителей мира, наблюдающих за нами. Слейте свои молитвы с молитвой Эллы! Я прошу вас помолиться за мое благополучное возвращение. Но не бойтесь за меня! Не бойтесь, ведь моя душа пребывает рядом с Эллой!
Он повернулся, сбросил с плеч халат и швырнул его на землю пустыни. Съемочные команды прянули вперед, проталкиваясь сквозь ряды собратьев, и собаководы тут же на пару звеньев отпустили поводки своих животных, так что журналистам, нарушившим границы круга, пришлось вернуться на прежние позиции.
Обнаженный, облитый ярким светом, рельефно выделившим мускулистые очертания его тела, Питер Гунтарсон взобрался по алюминиевым скобам на самый верх резервуара и перекинул ногу на внутреннюю сторону. Осторожно нащупав ступеньку, начал спускаться на дно.
Там он встал лицом к Элле, переступая ногами через лежащие на мраморном полу цепи, потом присел, пристегивая стальные кольца к лодыжкам. Каждое из них тремя цепочками было прикреплено к вделанным в пол болтам.
Гунтарсон выпрямился, и сложил ладони перед грудью. Три или четыре секунды он стоял в молчании, устремив взгляд в точку где-то в небе, высоко над головой Эллы. Потом открылись краны.
Вода была приятно теплой. Простояв целый день в открытом баке под солнцем Синая, она нагрелась. Четыре мощных потока омыли его с боков, а еще четыре выпустили свои струи на его голову. Его волосы мгновенно намокли, он фыркнул, сдувая с губ воду, и запрокинул голову, подставляя струям лицо.
Гунтарсон уже чувствовал, как вода плещется вокруг его ног. Он закрыл глаза. Жар от осветительных ламп теперь, когда вода омывала его обнаженную кожу, сделался не таким обжигающим. Он едва удержался, чтобы не запустить в волосы кончики пальцев — как в душе… Банальная ассоциация с утренним душем заставила его передернуться. Рискует ли он сейчас всеми этими маленькими удовольствиями — как и великими наслаждениями? Не только величием жизни, которую ведет на международной арене, но и роскошными мелочами, вроде мыла, ласкающего кожу? И полетом на любимом «Кавасаки 1100»? И чашкой хорошего кофе?..
Имеют ли эти вещи истинную ценность, а если да, то почему он не задумывался над этим до сих пор?
Да, они имеют ценность! И он обязан довериться Элле, которая вернет их ему. Она должна осознать, что будет молиться не только за высокопоставленного Директора Гунтарсона — но и за молодого, талантливого, влюбленного в жизнь Питера!
Вода поднялась до колен. Он пошевелил ногами. Свет резал ему глаза, и он опустил взгляд на его отражение в бурлящем резервуаре. Погрузившись в воду уже до ляжек, он вдруг увидел самого себя — полностью, беззащитно обнаженного. Скоро вода доберется до его пениса — и он всплывет, смешно и неудержимо, а потом погрузится в воду…
Имеет ли Элла, девственная, лишенная воображения, необразованная и замкнутая, хоть какое-то понятие о том, чем он, Питер Гунтарсон, собирается добровольно пожертвовать? Он сложил к ее ногам свою сексуальную энергию, свои экстрасенсорные способности, свою жажду жизни. Может ли он заставить ее понять это? Сможет ли дотянуться до нее?
Он крепко зажмурился, и мысленно закричал: «Я жив! Я жив! Элла, жизнь!» Его мозгу никак не удавалось внятно оформить эти мысли. Как же объяснить ей?! Он начал впадать в панику.
Он уже встречался с таким хаотическим потоком мыслей — когда тонула его мать, а он нырял, чтобы освободить ее ногу из железных челюстей. Она прошла через это, и он ощущал эхо ее чувств. А теперь сам переживал то же самое!..
Вода коснулась его бедер. Форсунки в центре переплета уже погрузились в нее, устремляя галлоны воды потоками к центру резервуара.
Он должен заставить Эллу тоже это почувствовать. Почувствовать ценность жизни. Она должна понимать, за что молится! Она должна знать, как отчаянно ему нужно возвращение к жизни!
Гунтарсон глубоко вздохнул, ища верные слова. Он хотел сказать ей: «Спаси меня! Избавь меня от этого! Выключи воду! Вытащи меня!» Но его паника еще не достигла такой степени неистовства. Он не отступит от своей цели! Он умрет — и оживет вновь!..
Для этого было правильное слово — «Resurgam». Я восстану вновь. Но она этого не поймет! Да и кто поймет? Почему среди всех этих тупых, бессильных разумов, которыми можно было бы пожертвовать, жертвой должен стать именно его — блестящий и оригинальный?! Какая бессмыслица! Знает ли этот мир, чем рискует, позволяя ему пойти на это?!
Читать дальше