Мария Барышева - Увидеть лицо

Он был единственным из всех, кто о себе вообще ничего не рассказал и не назвал своей фамилии. Алине казалось, что он сделал это не из-за опасения — просто на деле Виталию было абсолютно наплевать на все и на всех. У него была цель — доехать до какогонибудь города, остальное его не волновало, и если Олег был самым бодрым и смешливым из всех пассажиров, а Светлана — самой напуганной, то Виталий был самым равнодушным, словно тогда — вначале под дождем, а позже — сцепившись с Алексеем, он исчерпал весь запас своих эмоций. Он сидел спокойно, говорил мало и так же мало спрашивал, и взгляд его был скучающим, но Алина очень хорошо помнила, как не так давно эти невыразительные глаза были иными — глаза человека, способного на многое, глаза человека, способного и убить, если он сочтет это нужным.

Не самое плохое правило.

Алина вдруг поймала себя на мысли, что ей было бы намного спокойней, если бы автобус остановился и Виталий бы вышел. Ушел бы в дождь и никогда не возвращался. Мысль была странной и более чем глупой, и, появившись, тут же пропала. В конце концов, только благодаря его наблюдательности они так быстро узнали о том, что попали в беду, — а ведь могли еще ехать и ехать, переругиваясь с водителем, который, она не сомневалась, еще долго бы ни в чем не признавался. Виталий высказывал вполне здравые и дельные мысли и, пусть и варварскими методами, но сумел поддержать порядок. Другое дело, что будет, если ему вдруг вздумается установить свой порядок?

Сидевший на соседнем сидении человек отнюдь не вызывал у Алины таких мыслей, хотя рядом с ним Виталий казался карликом. Ему пришлось изрядно потесниться, чтобы гигант Жора поместился в кресле. Жора больше всего походил на медведя — сытого, добродушного и ленивого, ценящего комфорт и спокойствие. Мускулистый гигант оказался человеком весьма образованным, любящим книги и шахматы, увлекающимся компьютерами, и в промежутках между вращающимися по замкнутому кругу вопросами «где мы?» и «что происходит?» успел обсудить с Олегом преимущества и недостатки всех версий «Windows», рассказать Марине о значениях и особенностях женских причесок у той или иной древней цивилизации и поспорить с Борисом на тему государственного устройства Древней Спарты, проявив такие познания о периодах правления Ликурга и Лисандра, что Борис был уже и не рад, что начал этот разговор и вскоре его участие в нем свелось к киванию головой и односложным фразам. Глядя на Жору, Алина то и дело сдвигала брови, мучительно пытаясь вспомнить, где могла его видеть — лицо Вершинина казалось ей очень знакомым. Но так и не вспомнила.

Борис Лифман (Алина заметила умудренную и язвительную усмешку Алексея, появившуюся сразу же после того, как Борис назвал свою фамилию) казался на редкость аккуратным — и в своем внешнем облике, и в словах, и в поступках. Аккуратность переходила в осторожность, осторожность — в опаску и подозрение. Тем не менее, он на свой лад тоже пытался поддерживать порядок, но, в отличие от Виталия, использовал словесные увещевания и старался свести на нет любые споры, возникавшие в салоне. Роль миротворца вполне отвлекала его от собственной растерянности и подавленности. Хотя они с Виталием были одного возраста — лет тридцати, Виталий все же оставался просто «Виталием», а в обращении к Борису невольно напрашивалось отчество.

Коробочка с макетами украшений уже побывала в руках каждой из пассажирок, и, наблюдая, как женщины рассматривают каждое кольцо или кулончик, Лифман аккуратно улыбался, и в его глазах светилось явное удовольствие. Он внимательно выслушивал комментарии, и Алине казалось, что Борис запоминает не только слова, но и интонацию.

— Я тоже когда-то хотела стать ювелиром, — говорила Светлана, прикидывая на палец приглянувшееся кольцо. — Работать с драгоценными камнями — это… — она пошевелила пальцами, затрудняясь подобрать определение.

— Я сижу в модельном цехе, — в голосе Лифмана прозвучало легкое сожаление, — и больше работаю с воском и серебром. Я занимаюсь макетами. Так что золотобрильянты — это не ко мне. Я скорее художник. Но камни… вы правы, это нечто совершенно особенное. Настоящие, не искусственные камни… они как люди — у каждого есть свой характер, своя сила, своя жизнь… Застывшие осколки мира, плененные стихии. В бриллианте — талая вода на солнце, рубины — иные как пламя, иные как кровь, а в иных словно плещется дорогое розовое вино… В изумруде можно увидеть весеннюю траву под светом полной луны, а в сапфире — летние сумерки юга, густые и мягкие, как бархат… Но если неправильно огранить и неверно подобрать оправу, камень погаснет, и тогда вы увидите только дорогую вещь, но не драгоценную.