Арина Рахманина - Темная кровь - Пробуждение

Повинуясь инстинкту, я развернулась, чтобы встретить его лицом к лицу, но не успела. Раньше, чем мое движение было завершено, его руки, такие холодные, что я ощутила это даже через полотно своего ангорового свитера, легли на мою талию, и резко притянули меня к его такому же холодному телу, а его губы коснулись моей шеи.

— Не трогай… — только и успела пискнуть я, когда после поцелуя, такого стремительного, что я до сих пор сомневаюсь, а был ли он вообще, его зубы — вернее клыки, вонзились в мою шею.

По моему телу словно электрический разряд пробежал. Ни страха, ни протеста больше не было, было только удовольствие от того, что рядом есть кто-то, кому настолько дорого и близко мое существо. Ведь он пил меня всю, до дна, без остатка. Пил мою горечь от того, что все мечты, лелеемые в течение долгих студенческих лет, на то, что я стану хорошим преподавателем, канули в лету, пил разочарования, причиняемые разными мужчинами, после которых исчезла вера в то, что я сумею когда-нибудь быть счастливой с одним из них. Все это было дорого ему настолько, что он сам хотел все испытать и прочувствовать. Все то, что причиняло мне боль, и что давало сил, несмотря на боль, все-таки оставаться самой собой.

— Хорошая девочка, — сквозь дурман, гораздо более густой, чем от текилы, услышала я его шепот. — Такая несчастная и такая сильная… Как же долго искал такую, как ты…

Но мое тело уже не было способно отреагировать на его слова. Мои ноги не держали меня. Я безвольно обмякла в его руках, понимая, что Кирилл несет меня куда-то далеко, где сможет сделать со мной все, что захочет, и никто никогда не узнает об этом. Но мысль о смерти нисколько не пугала меня.

Только лишь когда он уложил меня на переднее сидение своего огромного автомобиля, опустив спинку, я смогла спросить:

— Мне будет больно?

— Немного, — прошептал он, ласково гладя меня по волосам. — Но не волнуйся. Оно того стоит.

Он поднес к моим губам какую-то бутылку, из которой я послушно сделала несколько глотков. Наверное, это был какой-то наркотик, потому что мир вокруг вдруг запылал разными красками, заставляя меня улыбаться от счастья. Да, конечно же, оно того стоит.

Все, что происходило в последующие недели, смазалось в моей памяти в какую-то бесконечную карусель образов. Помню, что Кирилл уложил меня в теплую ванную. Электрического освещения там не было — только две ароматические свечи, наполняющие небольшое помещение запахом миндаля. Ощущение теплой воды на коже было неимоверно приятным, ведь я успела очень сильно замерзнуть. Помню, что Кирилл поймал мое запястье, поднимая его над водой, затем блеснуло лезвие, а из упавшей снова в воду руки быстро просочилась темная жидкость.

Кровь.

Моя!

Я удивленно уставилась на нее, настолько захваченная зрелищем, что не заметила даже, как он проделал ту же операцию с другой моей рукой.

— Зачем? — только и спросила я, чувствуя, как к горько-сладкому аромату миндаля примешивается запах чего-то соленого и очень красного.

Кирилл смотрел на меня все так же ласково, но он ничего не говорил. Вскрыв мои вены, он как был, в одежде, забрался в ванную. Как я поняла потом, чтоб поддерживать мою голову над водой. Мне нужно было умереть от потери крови, а не от того, что захлебнусь.

Кровь вытекала очень быстро, и вскоре мое сознание отключилось. В себя я не приходила очень долго. Кажется, столетиями спала и видела кошмары, конца которым не было. Я кричала, испытывала физическую боль, но проснуться не могла. В конце концов, чувство страха притупилось, оставив только саднящее чувство обреченности, когда ты понимаешь, что реальность ужасна, но свыкаешься с ней, и даже плакать в знак протеста уже нет сил, потому что весь протест в тебе изжит постоянной болью, избежать которой не можешь и уже не умеешь.

Именно тогда, когда я перестала сопротивляться окружающему меня ужасу, откуда-то издали донеслись звуки уже успевшего стать знакомым голоса.

— Бедняжка, совсем измучилась. Потерпи еще немного. Скоро ты станешь еще лучше, чем была. И страшно больше не будет.

Его рука гладила меня по волосам и по взмокшему лбу. Она была все такой же прохладной, но на сей раз его прикосновения не казались чуждыми. Словно во всем мире он остался единственным, на кого я смогла бы рассчитывать.

Мне хватило сил открыть глаза. Правда, сказать ничего не получилось. Словно все слова вдруг оказались совершенно забытыми. Получилось только простонать.

— Узнаешь меня? — спросил Кирилл, склонившийся над моим изголовьем.