Алексей Атеев - Карты Люцифера

– А приработки у тебя какие-нибудь имеются? – поинтересовался старец.

– На станцию хожу вагоны разгружать, иногда ночью в соседнем магазине хлеб помогаю принимать.

– Да, негусто, – посочувствовал Колычев. – И учишься ты, насколько я знаю, неплохо. Стараешься. Это радует. А я вот… – старец пожевал губами, словно раздумывая, начинать ли разговор, – …кое-как перебиваюсь. Картошечки накопали – зиму переживем. Опять же огородишко… – он кивнул на стол. – Жить, в общем, можно.

– Вы, наверное, и на кафедре неплохо зарабатываете, – ввернул Артем.

– Само собой, да еще пенсия… Голубушка моя иждивенка, поскольку никогда нигде не служила, но моих доходов вполне хватает на двоих. На юга каждый год катаемся, на черноморском песочке телеса греем. – Колычев похлопал себя по впалой груди.

– Неплохо, – одобрил Артем.

– И можешь себе представить, такое лихолетье бушевало на дворе, а нам хоть бы что. А почему? Сидели тихо-тихо, как тараканы за печкой. Не высовывались, как некоторые. И Гражданскую благополучно пережили, и тридцатые, и войну. Вели себя смирно да богу молились. Это сейчас спокойно стало, а ране… О-го-го! Лишь главу успевай поворачивать: то одного замели, то другого… Прямо как на лугу в сенокос. Литовка [3] Литовка – большая коса. – вжик– вжик – только лезвие на солнце сверкает. Но господь миловал. Не скосили наши головушки допрежь отмеренного срока. А вполне могли. Я ведь дворянского звания. И род мой весьма древен… – Старик внезапно осекся, видимо, посчитав, что сболтнул лишнего. – Ты пей, не стесняйся. И закусывай непременно.

– Значит, вы из дворян? – стал допытываться захмелевший Артем.

Колычев утвердительно кивнул головой, но продолжать откровения не стал, давая понять, что разговор на эту тему окончен. И только спустя много времени Артем узнал, что старичок – прямой потомок известного в России дворянского рода Боде-Колычевых.

Тогда разговор, по сути, закончился ничем. Артем, вдоволь напробовавшись колычевской настойки, окончательно захмелел и остался ночевать у стариков. Однако это было только началом их общения. Колычев под разными благовидными предлогами еще несколько раз приглашал Артема в гости. Потом помог досрочно получить пару зачетов…

Молодому человеку нравилось бывать в Сокольниках. Ветхий домик на самом деле оказался могучей крепостью, но крепостью для двоих. Представлялось: случись сейчас вселенская катастрофа, рухни мир – эта убогая халупа выстоит. Устойчивый, налаженный быт укрепил ее стены лучше всякого железобетона. Даже то странное обстоятельство, что в доме отсутствовало электричество, казалось, усиливало ощущение уюта и стабильности.

Как-то само собой выяснилось, что, кроме преподавания в Московском архитектурном институте и обихаживания собственного быта, у старичка имеется еще одно занятие, собственно говоря, являющееся основным источником стабильности его существования. Колычев довольно успешно торговал предметами старины. Разговор про антиквариат зашел вроде бы случайно. Как-то старик показал Артему небольшую, поблескивающую потемневшей позолотой иконку и поинтересовался, сколько, по мнению Артема, она может стоить.

Молодой человек, в подобных вещах совершенно не разбиравшийся, сказал, что, наверное, рублей десять. [4] Речь идет о ценах до денежной реформы 1961 года.

Старичок мелко захихикал и сообщил: данная иконка стоит никак не меньше пятисот. Артем не поверил. Чтобы за старую деревяшку, пусть даже позолоченную, какой-нибудь чудила мог выложить приличную сумму?! Такое просто не укладывалось в голове.

– Хочешь убедиться? Вот тебе адресок. Сходишь туда и отдашь дощечку, а взамен получишь деньги. Когда спросят о цене, скажешь: шестьсот рублей.

– Не пятьсот?

– Именно шестьсот!

Старик завернул икону в вощеную бумагу, сверху упаковал в газету «Труд», перевязал шпагатом и вручил Артему.

– Да смотри не потеряй! – проворчал он вместо напутствия.

Артем отправился по указанному адресу. В квартиру, куда он попал, дальше порога его не пустили, но даже по обстановке в прихожей было понятно: здесь живут люди зажиточные. Немолодой солидный мужчина в очках молча взял из его рук сверток, так же молча кивнул на стоявший перед огромным старинным зеркалом мягкий пуфик и вышел. Парень довольно долго ожидал возвращения хозяина квартиры и даже начал волноваться: сейчас швырнут в лицо икону и вытолкают взашей. Но все обошлось.