Алексей Атеев - Карты Люцифера

«Молодец, – мысленно похвалил сам себя Артем. – Профессионально сработано». И он медленно тронул «Волгу» с места, выезжая на оживленный Ленинградский проспект.

Читатель уже, наверное, понял, что герой нашего повествования промышляет антиквариатом. В Москве середины шестидесятых годов двадцатого века подобное занятие, прямо скажем, не относилось к числу распространенных, к тому же не одобрялось правоохранительными органами, квалифицировавшими его как спекуляцию в особо крупных размерах. Однако восточная мудрость гласит: собака лает, а караван идет. Анкетные данные у него были самые обычные. Полное имя: Артем Иванович Костриков. Возраст – 30 лет. Место рождения – станция Бологое.

В сороковом году отца Ивана Ивановича Кострикова – паровозного машиниста – перевели на Московскую железную дорогу, а в сорок первом отец погиб. Эшелон, который он вел в сторону фронта, попал под налет немецкой авиации. Всю войну Артем с матерью провели в бараке при станции Лосиноостровская, где мать работала оператором сортировочной горки. Детство было голодноватое, но веселое. Под окнами день и ночь грохотали составы, но можно было вместе с соседскими ребятишками податься в Лосиноостровский лес, на привольные, заросшие цветами поляны, или в центр, поглазеть на кремлевские башни, побродить по запруженной людьми улице Горького, а то и сцепиться с арбатскими или дорогомиловскими пацанами. Развлечений хватало…

Однако детство быстро прошло. Нужно было, как выражалась мать, становиться на ноги. Артем без особого труда, поскольку хорошо чертил, рисовал и прилично разбирался в математике, поступил в архитектурный. Парнишка он был предприимчивый, но денег постоянно не хватало, и он искал, где бы подработать. Однажды случай свел Артема с довольно любопытной личностью – старичком «из бывших» Михаилом Львовичем Колычевым. Тот, хотя и давно достиг пенсионного возраста, продолжал трудиться на кафедре прикладной систематики МАИ младшим научным сотрудником. Однажды Колычев попросил Артема помочь ему выкопать картошку. Жил старичок в небольшом ветхом домишке на тогдашнем краю Москвы, в Сокольниках, где к середине пятидесятых сохранилось много частной застройки. Артем прикинул: мероприятие займет целый день, но, учитывая знакомства Колычева на различных кафедрах и открывающиеся перспективы в получении зачетов, охотно согласился.

Приусадебный участок, на котором произрастал «второй хлеб», как высокопарно называл картофель Колычев, оказался небольшим, всего соток пять. Артем копал, а старичок и его супруга, сухощавая, но жилистая и шустрая бабулька, споро собирали урожай. Закончили уборочную страду значительно раньше, чем предполагал Артем. Но когда он, умывшись, засобирался домой, Колычев заявил, что так не полагается, мол, по русскому обычаю нужно с устатку маленько расслабиться. Артем не возражал.

Прошли в дом. Если снаружи строение имело довольно неказистый вид, то комната, куда провел его старец Колычев, выглядела не то чтобы роскошно, но вполне пристойно, хотя и весьма старомодно. Казалось, Артем попал в декорации какой-то пьесы: не то Чехова, не то Горького.

Стены увешаны выцветшими фотографиями в затейливых рамках, на которых фигурируют господа во фраках и цилиндрах, а также в мундирах различных родов войск и дамы в кринолинах. Под потолком – лампа с ядром-противовесом. Вначале Артем даже не сообразил, что она – керосиновая. Диван с высокой спинкой, круглый стол, покрытый камчатой скатертью с кистями. На столе ваза молочно-голубого стекла с астрами.

Скатерть тут же убрали, а стол застелили пестрой клеенкой. Была принесена большая сковорода с жаренной с луком картошкой, соленые огурчики и салат из помидоров, залитый постным маслом. А главное, откуда-то возник синий графинчик в форме виноградной грозди и три серебряные стопки. Мужчины выпили, пригубила и хозяйка…

Напиток оказался крепок – Артем с непривычки даже поперхнулся – и отдавал чесноком и укропом.

– Сам готовлю, – доверительным шепотом сообщил Колычев. – Использую, понимаешь, дары собственного огорода. Рецепт весьма старинный, между прочим.

Пропустили еще по одной, стали ужинать. Проголодавшийся Артем навалился на картошку – только за ушами трещало. Старец ел немного, словно воробей клевал, по крошке. Хозяйка, извинившись, куда-то ушла, и они остались одни. Колычев стал расспрашивать про житье-бытье. Сочувственно вздыхал, слушая жалобы подвыпившего Артема на маленькую стипендию, нехватку свободных денег.