Виктория Крэйн: Палач

— На колени! — голос ворвался в мой измученный мозг, разгоняя дымку паники, не отпускавшую меня с тех пор, как я очнулась.

Я замерла, но чьи-то руки тут же толкнули меня вперед. Грубо, не церемонясь. Я споткнулась, чуть не упала, но кого это волновало? Я помотала головой, стараясь откинуть лезшие в глаза волосы. Но голова моя дергалась от рывков, и челка снова закрыла обзор.

Черт подери! Когда Джек с приятелями задумывали свой план, никто и подумать не мог, что все закончится так быстро. Так жестоко. Так просто. Так чудовищно быстро! У нас не было ни единого шанса. Ребята не представляли, с какими силами нам придется столкнуться.

Теперь Джек, избитый и окровавленный, лежал на широкой деревянной скамье, силясь приподняться, как ему было приказано. Он уже не стонал. Просто хрипел. И каждый его хрип сопровождался влажными, клокочущими звуками, доносившимися из легких.

Я не видела, как его били. Я не видела, что случилось с Джошем и Энди. Я вообще ничего не видела, с тех пор, как нас внезапно ослепил свет, и мне на голову накинули мешок. Потом был удар по голове и пустота.

Очнулась я на скользком каменном полу. Голая. Тело ломило от холода. В ушах гудело после удара. Меня трясло. Я сжалась в комок, обхватила себя руками, пытаясь хоть как-то согреться. С остервенением растирала руки и ноги, но дрожь не проходила.

Я никогда не страдала клаустрофобией, но невозможность сориентироваться, определить хотя бы размер помещения вогнали меня в жуткую панику. Мне казалось, что ничего страшнее в моей жизни не было. А была она у меня долгая. Очень долгая. Можно сказать, вечная. Но было тихо. Только звук моего судорожного дыхания, да стук сердца — бум-бум, бум-бум, бум-бум — разрывали вязкую тишину. Словно рокот грома небесного. Я хотела закричать. Может, звук отразится от стен, и я хоть как-то определю, где я. Но я не смогла. Не смогла даже застонать.

А потом кто-то, подкравшийся так незаметно, что я от неожиданности чуть снова не соскользнула в небытие, заломил мне руки за спину и тычком заставил идти по длинным темным коридорам. Меня пинками направляли в нужную сторону, не заботясь, что я сбиваю босые ноги в кровь, что я не могу идти от страха. Но я шла. Пока не оказалась в сводчатой зале с высокими потолками, больше всего походившей на средневековую пыточную.

Там я увидела Джека. Какие-то люди стояли у стен. И тут раздался этот холодный и спокойный голос: «На колени!»

Джек все-таки собрал последние силы и поднялся. К нему тут же шагнули двое и пристегнули его руки к опустившимся сверху креплениям, свисавшим с округлой балки. Ноги его чуть раздвинули и закрепили, пропустив толстые крепкие веревки через специальные скобы в скамье. Откуда-то снизу выдвинулась перекладина, и Джек уткнулся в нее животом. Через его талию перекинули ремень, продернули у него между ног, вокруг бедер и зафиксировали на перекладине. Джек оказался прикручен к этому жуткому приспособлению, не имея возможности шевелиться.

Если бы у меня были свободны руки, я, наверно, зажала бы рот, чтобы подавить рвущийся наружу крик. Но я не могла ни кричать, ни двинуть рукой. Мои руки все еще держали сзади. Когда Джек был окончательно обездвижен, тот, что стоял позади меня, снова подтолкнул меня вперед. Я обошла Джека, пытаясь обернуться, поймать его взгляд. Но мне не дали.

Оказывается, меня тоже ждал специальный снаряд. Шест, как в стрип-клубах, торчащий с небольшой площадки. От шеста, на некотором расстоянии от блестящей поверхности, отходили широкие скобы с веревками. Сначала я не поняла их назначение. Но это пока меня не поставили на площадку и не впихнули в скобы. Они двигались. Их защелкнули — узкую на шее, пошире на талии и две совсем тесных на голенях — и туго закрепили. Руки развели в стороны и прицепили к балке, похожей на ту, к которой был привязан Джек. Я оказалась лицом к нему. Но его голова была опущена, глаза закрыты. Он меня не видел. Пока не видел. Я не сводила с него глаз, чтобы успеть послать одобряющую улыбку, как только он приподнимет голову. Видит Бог, я не знала, что с нами будут делать. И единственное, что нам оставалось, это не потерять достоинство. Поэтому, пока мои глаза что-то видят, я буду смотреть на Джека и скрывать свою боль. А скрывать будет что, это я знала точно. Но не показывать эмоции или дарить их другим — мой Дар. И никто у меня его не отнимет. Только Смерть. Да и то она лишь сотрет мою личность. Но отнять у меня Дары не сможет никто.