Виктория Крэйн: Палач

Я запрокинула голову. Почему-то захотелось, чтобы в камере стало светло. И не просто светло, а чтобы горели свечи. Побольше. Вот со свечами я бы смогла заснуть. Их мягкий неровный свет всегда меня успокаивал. И в мирах с электричеством я всегда держала в своих домах свечи, чтобы просто сидеть и смотреть на пламя.

Сон. Сон мне нужен как воздух. И еще хотелось пить. Капающая вода заставила вспомнить о жажде. Ну да. Очередное воздействие на психику пленника. Вообще-то сейчас было бы замечательно покончить с собой. Вот, к примеру, можно хорошенько подолбиться затылком о камни стены, пока не расколется череп. Это очень расстроит тюремщиков. Просто кайф им сломает. Но увы. Я себе такую роскошь позволить не могла. Во-первых, так мыслит обычный человек, а во-вторых, даже если б я и захотела, покончить с собой не смогла бы. Это Закон для таких, как я. Меня вообще очень сложно убить. Можно, но практически невозможно. И я это не смогу сделать своими руками. Только кто-то другой, обладающий Знанием. Или Силой. Вот Люциан смог бы. Он обладал и тем, и другим. И он мог бы убивать меня медленно, очень медленно. В полном сознании и с ощущением, как капля за каплей вытекает жизнь и душа. М-да. Звучит несколько пафосно. И в то же время сентиментально. Умирать от рук Любимого. Что может быть прекрасней? Прекрасно или нет, но точно одно: именно этим все и закончится. И я даже не буду сопротивляться.

Но как же так вышло, что Люциан жив? Я же сама видела его тело. Его мне показал Отец Люциана. И он истинно скорбел. Если конечно то, чем действительно был папаша Люциана, могло испытывать чувства, которые можно описать таким простым человеческим словом, как скорбь. Значит, все дело в нем. В папашке. Именно он заставил меня поверить, что его сын окончательно ушел из мира. А может, я его не так поняла? В то время я мало что смыслила в политике сил, которыми были Люциан и его истинная Семья. Да и сейчас я не намного ушла вперед в таких знаниях.

Я ошиблась. Или меня заставили ошибиться. Вот какое дело. И результат всего этого, рассуждаю я или нет, ищу причины или нет, один: Люциан жив. Все такой же, как и раньше. Другой мир или миры, другие измерения — неважно. Люциан всегда такой, каким он был, когда я с ним познакомилась.

Воспоминания вдруг подступили со всех сторон. Я их сдерживала из последних сил. Но они были похожи на цунами. Стоит мне приоткрыть дверцу в голове, и они меня накроют тяжелой убийственной волной. А, может, бог с ними? Пусть себе. За всю свою долгую жизнь я многое повидала. Хорошее, плохое. Но именно эту часть — свое детство, юность — я избегала вспоминать.

Захотелось в туалет. Не так сильно, что вот, сейчас умру. Ничего, я пока об этом думать не буду. Может, все-таки попробовать поспать? Нет. Не смогу. Холодно… Впрочем, я уже перестала обращать внимание на холод. Мой организм переключился в другой режим функционирования. Прямо, как робот, чик — и аварийное питание включено. Бессмертие крайне удобно. Но это не означает, что мне комфортно. Тело ныло, саднило. Кровь я остановила. Так что от потери крови я не обессилю. На это ресурсов моего организма вполне хватало. Ведь ко мне отнеслись как к обычной смертной. Я не уверена, что обычная смертная долго протянула бы в таких условиях. Хотя… Я же снова была без сознания. Наверняка у них тут есть какие-то медики, которые проверили мое состояние. Если бы что-то было не так, меня бы подлатали. Ведь я нужна Люциану в состоянии, в котором я способна «сотрудничать».

Смешно все это. Или грустно? Не знаю. Наверное, стоит уйти в воспоминания. Все равно сна нет. А если то, что я выпущу из себя, причинит мне страдания? Мало, что ли, я за сегодня настрадалась? Ну и ладно. Страдания — это жизнь. Я осознанно отключила эту часть своей жизни, когда тело Люциана исчезло в черном пламени, вызванном его Отцом. А это значит, что я была жива лишь частично. И только тут, в этом странном техногенном мире, я почти очнулась. И все это благодаря Джеку. Джек…

Нет! Черт возьми! Пока я тут занимаюсь самокопанием, Джек переживает такое, чего я никогда не пожелаю и самому страшному врагу. Милосерднее просто прикончить. А может, Джека больше нет. В этот момент я пожалела только об одном: я не связала себя с Джеком. Не связала так, как могут только женщины моей расы. И тогда я бы знала, что с ним. Жив ли он. А теперь я могла только спросить тюремщиков.

Почему же мне даже в голову не пришло сделать такую малость для Джека? Ведь из-за него я снова стала смеяться и радоваться жизни. Именно с ним я почти забыла, кто я такая. И просто жила и наслаждалась. Но ответ я знала, чего уж тут таить. Тем более от самой себя. Я никогда и ни с кем себя не свяжу. Потому что единственный, с кем я хотела такой связи, отказался от нее. Отверг. Второго такого удара я не перенесу.