Виктория Крэйн - Палач

Вскоре впереди показалось дерево. Высокое и сухое. Ветви уныло скрипели под порывами колючего ветра. У дерева стояла Ариэль. Она была вся в черном. У ее ног лежало что-то, укрытое серым покрывалом.

Мы с Сатаной остановились рядом с ними.

— Ты принесла в мир сына моего сына, женщина. Поэтому я оставляю тебе жизнь. Но ты лишила меня того, на кого я возлагал все надежды. Моего любимого сына. Посмотри, человек, что с ним стало. Если бы не ты, он бы сидел сейчас на своем троне. На месте, которое принадлежит ему по праву.

И Люцифер ногой откинул покрывало. Я опустила глаза вниз и закричала. Я кричала и кричала, и не могла остановиться. Я повалилась на колени и протянула руки к искалеченному, изломанному, покрытому коркой засохшей крови телу. Даже серебряные волосы были теперь покрыты ржавыми пятнами. От его прекрасного лица, лица, которое я так любила, ничего не осталось. Только кровавое месиво. Руки и ноги были изогнуты под странными углами. Были видны кости.

— Что с тобой сделали? — выла я, вцепившись в свои волосы, пытаясь их вырвать. — Кто это сделал? Ктооооо?

— Мой сын ослабил свои силы, пребывая в человеческом мире. Он не мог их восполнить, потому что хотел быть рядом с тобой. Он не мог покинуть тебя во время беременности. Иначе ты бы погибла. Он заплатил высокую цену за твою жизнь. Мы заплатили высокую цену.

— Почему? — Я посмотрела на Ариэль.

Та ничего не ответила. Она стояла и молчала. Ни один мускул не дрогнул на ее бледном лице, так похожем на лицо моего возлюбленного.

Люцифер накинул покрывало на тело. Щелкнул пальцами, и тело исчезло в черном пламени. Через мгновение от него не осталось даже горстки пепла. Я стояла на коленях в пыли, раскачивалась и скребла ногтями землю. А потом вдруг оказалась в своей комнате. В нашей с Люцианом комнате. В постели, в которой была счастлива пять лет. Пять коротких лет…

Князь приказал человеческой страже быть со мной днем, когда он был мертв для мира. Рядом со мной дежурило как минимум шестеро. Но часто и они не справлялись с тем зверенышем, в которого я превратилась. Я пыталась покончить с собой. Я резала себе вены. Я забывала, что так я не умру. Я бросалась вниз с башни. Я вонзала себе в сердце кинжал. Но я не умирала. Для этого мне нужно было отрубить голову или вырезать из груди сердце. Сама я не могла этого сделать. Но никто другой этого тоже сделать не мог.

Сердце… У меня больше не было сердца. Да, что-то стучало в моей груди. Но это что-то было мертво. Оно умерло в тот момент, когда я увидела искалеченное тело под сухим деревом.

Я молчала. Я ни с кем не говорила. Я сидела, уставившись в одну точку. Я не ела, ни пила. Я не спала. Я превратилась в обтянутый кожей скелет. Но я жила. Дышала.

Со мной пытались говорить. Князь взывал к моему разуму, но у меня не было разума. У меня больше ничего не было. Моя жизнь потеряла смысл. У меня не было воздуха, которым я могла дышать. Моим глазам не на что было смотреть. И я выколола себе глаза. Но они снова восстановились.

Князь сидел рядом со мной. Однажды я увидела, как он плачет. Что-то внутри меня всколыхнулось, когда я увидела его слезы. Но через мгновение я снова впала в свое обычное состояние…

Дни шли за днями, недели сменялись неделями, времена года сделали полный круг, а я лежала в постели Люциана и смотрела в потолок, снова и снова прокручивая перед глазами нашу с ним жизнь, минуту за минутой, с того первого дня, когда я, еще ребенком, впервые увидела своего Принца…

Меня все чаще оставляли одну. Наверное, Князь решил, что бесполезно вдыхать в меня жизнь, и раз уж я выбрала долгую агонию, то это мое право.

И вот как-то ночью, лежа все в той же позе, как и многие недели до этого — а тело мое было легким-легким, я его почти не чувствовала — я вдруг поняла, что уже не одна.

Я разлепила глаза и увидела Ариэль. Та глядела на меня со смесью ужаса и сочувствия.

— Девочка, — прошептала мать моего Принца. — Что с тобой произошло? Как давно ты в таком состоянии?

Я ничего не ответила, просто снова закрыла глаза. Мне было все равно. И тогда Ариэль запела что-то тихим мелодичным голосом. И я встала с постели. Я снова была сильной, снова ноги меня держали. Кем была Ариэль? Могущественной колдуньей? Мне было все равно. Для меня она была матерью моего Люциана, и все.

— Зачем? Зачем все это, Ариэль? — спросила я. — Меня все оставили, и это хорошо, я не желаю жить. Дай мне уйти.

— Не дам, Мирослава, — она покачала головой. — Когда-нибудь твой сын захочет с тобой познакомиться. И ты будешь к этому готова. Ради сына, Мирослава. Ради Люциана. Который тебя любил.