Олег Абазин - Писака

Немного позднее Юрий выключил телевизор и прислушался… Поскольку звук с каждой десятой секундой постоянно усиливался, то теперь уже можно было что-то разобрать: это было какое-то жуткое низкое гудение чего-то электрического, как будто где-то неподалёку (где-то в пределах данного дома) находился электрический стул и его включили несколько минут спустя после того, как Юрию вздумалось убить немного времени при помощи своего – всегда верного в подобных ситуациях – телевизора, и теперь этот стул накалился добела и уже начинал слегка потрескивать (Юре слышались слабые потрескивания, которые наравне с шумом набирали громкость), искря и даже вибрируя (Юра уже чувствовал и лёгкую вибрацию).

И теперь он уже мог определить, откуда доносился гул; не из какой соседней комнаты, а… именно из чердака этого дома.

Гул нарастал, и по Юриной коже всё чаще пробегали мурашки, когда раздавался электрический треск, сопровождаемый уже неслабой вибрацией всего дома.

Юра уже выключил телевизор, и, по всей видимости, приготовился позволить паническому состоянию охватить себя: всё чаще и чаще замирало его сердце во время очередной вибрации, превосходящей своей мощностью каждую слабую-предыдущую. Ему казалось, что скоро рухнет дом; что-то надо было делать, но он не знал, что именно, поэтому стоял на месте и (дожидался полуночи) чего-то ждал, сам не понимая – чего.

Казалось, что он так будет вечность стоять – вечность полуночей, – а дом будет содрогаться всё сильнее и сильнее, гул – увеличиваться, а Юрий Владский так и не примет решения, с каждой секундой всё больше и больше боясь открыть дверь, выйти из дома, позволив ему рухнуть от усилившейся до невозможности тряски. Тут-то в его металлическую дверь и заколотил кто-то кулаками.

– Прекрати это сейчас же! – зарычал из-за двери старый знакомый голос, колотящий в дверь. – Открой немедленно! – Голос этот был до чёртиков перепуган чем-то; ужас в нём звучал настолько естественно, что сыграть его было просто-таки невозможно.

– Ты это мне?! – скорее опешил, чем удивился Юрий. – Ты ж это сам начал! Сам прекр…

– Открой дверь!! – разрывался тот. – Ты хочешь взлететь на воздух, ты, псих?!

– Ладно, открываю, – сам неожиданно для себя снизошёл Юрий, видимо решивший, что ровно в полночь его дом всё ж таки улетит во вселенную.

И всё замерло. Всё молниеносно затихло, как будто ничего и не происходило. Дверь была открыта и перед Юрием стоял этот владелец низкого-зловещего голоса…

Надо сказать, выглядел он как человек; одет был обычно; рост не превышал Юриного… вообще, они были одного роста. Всё, как положено, если… если не обращать внимание на лицо… Что-то было у этого парня с лицом, потому что на голове его болталась детская резиновая маска какого-то мертвеца-страшилища, оставляя свободными отверстия для ноздрей, ушей, глаз, прорезь для рта, отчего голос его и не звучал как из-под цинкового ведра.

– О, блин! – отреагировал Юрий на эту неожиданно наступившую замогильную тишину, настороженно осмотревшись по сторонам; но не на этого человека в маске отреагировал.

– Давно пора было открыть, – укоризненно произнёс Маска. Хотя, если посмотреть на него сейчас, то не очень-то он и перепугался несколько секунд до этого, если вообще пугался.

– По-моему, ты меня разыграл, – наконец-то понял Юра, обратив внимание на его ироничный тон.

– Ты мне пройти позволишь? – мягко оттолкнул он в сторону хозяина дома, заходя в комнату, – раз уж дверь открыл.

– Как тебе это удалось? – спрашивал его Юрий, как ему удалось устроить весь этот усиливающийся гул с постоянными встрясками.

– Плохая примета сработала, – ответил он, осматривая через маскины глаза-дырочки Юрин рабочий кабинет, – мы ведь с тобой через порог разговаривали. А этому дому только дай волю.

– А с лицом у тебя что? – продолжал Юрий задавать свои глупые – детские вопросы.

– Ничего, – просто ответил ему тот.

– А чё ты гандон тогда этот натянул? – спрашивал он о маске.

– Чтоб ты не сошёл с ума, – ответил ему тот. – Если я сниму с себя маску, ты можешь рехнуться. Я в этом уверен.

– Да? – заинтриговался Юра. – И что ж у тебя там ТАКОЕ?

– Ты бы, вместо того чтоб задавать вопросы, подумал бы, как жить дальше собираешься, – предложил ему тот.

– Ну и как же я, по твоему мнению, должен собираться жить?

– Не знаю, – тихо произнёс тот. Казалось, он говорит всё тише и тише, оттого, что что-то изнутри его давит; как будто это "что-то" пытается вырваться из него (как в каком-нибудь примитивном фантастическом фильме ужасов) и делает ему больно оттого, что он всеми силами не выпускает его из себя. – Но лучше тебе сейчас уехать отсюда, пока ВСЁ не началось. Говорить ему было всё труднее и труднее. – Пойми, если ты уедешь из города, то ОНО за тобой не погонится, а возьмёт меня. А если… – подавил он с трудом внутреннюю боль, -…если ты останешься, то не меня ни тебя больше не будет.