Челси Ярбро - Хроники Сен-Жермена

— Вздор! — заявил Хэмворти.

— Конечно, — откликнулся Уиттенфильд. — Но нет сомнений, что у графа были причины не подпускать ее к лабораторным работам.

— С другой стороны, вряд ли распятие — хороший подарок для англичанки. Это уж слишком по-католически. — Лорд Грейвстон, чтобы высказаться, даже оставил возню со своей трубкой, а высказавшись, вновь принялся выковыривать из нее перегоревший табак.

— Известно, что сама королева Бесс носила распятия, — заметил, покраснев от смущения, Эверард. — Возможно, граф, как иностранец и католик… ведь многие из них католики, правда?.. хотел таким образом выразить свою дружескую приязнь. Это более подходящий подарок, чем какая-то драгоценная безделушка.

— Эверард, ваша эрудиция меня поражает. — Доминик улыбнулся, но назвать его улыбку доброжелательной было нельзя. — Вы изучали классику, да?

— Историю. В Клере, в Кембридже. — Голос молодого человека сорвался. На насмешника он не смотрел.

— Умница, — сказал Хэмворти, словно бы для того, чтобы вытащить занозу из замечания Доминика, но на деле лишь глубже вгоняя ее.

— Что еще ваша прапрародственница там пишет? — вежливо осведомился Твилфорд, заминая образовавшуюся неловкость.

— Она пишет, что хозяин продолжал держаться с ней очень любезно и что подлеченная рука ее, кроме небольших болей перед переменой погоды, не доставляла ей никаких беспокойств. Правда, в лабораторию Сабрину больше не приглашали, однако слуга графа, Роджер, стал относиться к ней с большим вниманием, и однажды, в редкий момент откровения, заявил, что ему нравится ее мальчик, прибавив, что у него когда-то тоже был сын. Сабрину услышанное ошеломило, ибо, по ее мнению, подобным молчаливым угрюмцам не должно быть и ведомо, что такое семья. Роджер выразил готовность, когда понадобится, присматривать за Гербертом и Сесилией, но Сабрина, вежливо поблагодарив, отказалась от его предложения, ибо все же не могла ему полностью доверять. Тогда он спросил, не захочет ли Герберт время от времени ходить с ним за покупками на большой городской рынок. Герберт, которому исполнилось два, живо интересовался всем окружающим, и такие прогулки, несомненно, доставили бы ему радость. Роджер, хотя и с акцентом, мог общаться с ним по-английски, он так и сказал Сабрине, прибавив, что обладает достаточными познаниями в немецком, голландском, а также во французском и не прочь обучать мальчика перечисленным языкам. Сабрина, расхрабрившись, ответила, что в возрастном отношении изучение чужих языков пристало бы больше Сесилии, а Герберту эта морока пока ни к чему. Она и не думала, что Роджер с ней согласится, но он не возразил и сказал, что знание многих наречий девочке не должно повредить. Когда Сабрина выразила сомнение, угрюмец напомнил, что королева Бесс говорила на семи языках. Так почему бы другим женщинам не обучаться тому же? И маленькая Сесилия стала его ученицей и освоила французский, немецкий, испанский и итальянский. Этот Роджер, похоже, был превосходнейшим педагогом, потому что Сесилия, как известно, отменно потом изъяснялась на всех упомянутых языках.

— Вздор и глупости, — высказался Твилфорд. — Если спросить меня, я скажу, что давать образование женщинам — большая ошибка. Смотрите, что получается. Сегодня вы отправляете их в школу, а завтра узнаете, что они требуют права голоса и Бог весть чего еще.

— Предосудительные желания, — иронически улыбнулся шестой гость.

— Что-то не вяжется, — заявил Хэмворти. — О чем ваша прабабка думала, давая дочери такое развитие? — Он выпрямился в кресле. — Чарльз, в самом деле, перестаньте морочить нас! Девочку ведь не направили по ученой стезе? Она ведь не сделалась потом полиглотом?

— Кажется, ей не потребовалось бы для этого много усилий, — ответил Уиттенфильд. — Сесилия пристрастилась к занятиям, проявила способности и к пяти годам начала довольно бегло читать…

— Начала читать? Такая малышка? Неужели Сабрина столь пренебрежительно отнеслась ко всем понятиями об уместности? — вознегодовал лорд Грейвстон.

— Похоже. Вскоре и Герберт стал заниматься вместе с сестрой, но ум у него был не столь остер, хотя и он учился неплохо. К удивлению и, думаю, разочарованию Сабрины, вход в лабораторию для нее по-прежнему был закрыт, хотя как-то граф подарил ей серебряный браслет с янтарем. В дневнике она пишет, что не нашла ничего особенного ни в янтаре, ни в серебре, а вот работа отличалась особым изяществом. Жаль, я не знаю, что сталось с этим браслетом, — прибавил задумчиво Уиттенфильд. — У нас есть зеркало, которое дает немало пищи для размышлений, а вот браслет куда-то пропал, хотя сейчас он бы стоил немало — и сам по себе, и как старинная вещь.