Томас Лиготти - Чудо сновидений

Когда они спустились и дошли до отдалённой комнаты, в которую, казалось, никто не заходил уже много лет. Здесь не было другого освещения кроме фонаря, который захватил с собой Графф, каменные стены были без обоев, а полом служила голая, твёрдая земля. Артуру Эмерсону стало понятно, что это место превратили в склеп для останков маленьких животных: мышей, крыс, птиц, белок и енотов. Ему было известно, что кошка является в некотором роде хищником и великолепным охотником, но, казалось странным то, что все эти останки были собраны в этой комнате, как будто в святилище насилия и смерти.

Осмотрев зловещую комнату, Артур Эмерсон так же заметил, что Графф что-то спрятал в кармане. Каким странным, однако, стал старый слуга.

«Что у вас там?» — спросил Артур Эмерсон.

«Сэр? — рассеянно ответил Графф. — Ах, это, — сказал он, доставая металлический садовый инструмент с четырьмя зубьями. — Я занимался кое-какой работой в саду и собирался продолжить, как только найду время».

«Время? В такой день как сегодня?»

Немного смущённый, будучи не в силах что-либо себе объяснить, Графф указал на инструмент, лежащий возле разлагающихся останков животных. — Они не были съедены, — спокойно заметил он.

— Да, — согласился Артур Эмерсон. Он дотянулся до верёвки, которую Графф повесил на стропила; на её конце была лампочка, с помощью которой Артур Эмерсон намеревался более подробно обследовать помещение. Возможно, что это было неосторожно с его стороны, но он думал о методе, который позволял бы расположить все эти останки тел поперёк комнаты.

Посмотрев наверх, он увидел пятно довольно странной формы, похожее на плесень или влагу на дальней стене.

— Мне убраться здесь? — спросил Графф, поднимая свой инструмент.

— Что? Нет, — сказал Артур Эмерсон, представляя, как бесформенный, надвигающийся ужас подкрадывался из его собственных снов и застывал в камне перед ним.

— Оставьте всё, как есть, — сказал он старому слуге.

Артур Эмерсон вернулся в библиотеку, где начал осматривать книжный полки. На одной из них хранились его путевые заметки и дневники. Он брал одну книгу за другой, перелистывал и ставил на место. В конце концов, он нашёл то, что искал. Это были заметки о его путешествии в центральную и южную Италию, когда он был ещё совсем молодым. Сев за стол, он погрузился в чтение. После прочтения нескольких строк, он задумался над тем, кто был этот странный лирический персонаж. Без сомнения это был он сам, но в предыдущем воплощении некая странная предшествующая жизнь.

Какие чудеса существуют здесь в Виколи! Как часто могу я прославлять эти маленькие улочки, образующие целые лабиринты магии и снов, как долго могу я петь хвалу древним городам Умбрии, где можно найти столько таких мест? Эти извилистые дороги, созданные для путешествий ночных странников. Здесь вас окружают серые стены высоких домов, где вы пытаетесь укрыться под сенью деревянных крыш и бесчисленных арок, которые превращают безликий день в карнавал теней в обрамлении ночных звёзд. Осень в Виколи! Бледно-жёлтые уличные фонари пробуждаются, словно призраки на исходе сумерек, обещая удивительную, но непростую прогулку, тем, кто желает здесь пройти. В последний вечер я обнаружил себя окружённым именно такой атмосферой.

Опьянённый музыкой и вином, которое я пил за обедом, я отправился бродить среди мостов, под арками и свешивающимися крышами, вверх и вниз по исхоженным лестницам, минуя увитые плющом стены домов и тёмные окна с железными решётками. Когда повернул за угол, то увидел впереди небольшую открытую дверь. Не раздумывая, я заглянул внутрь и вошёл в маленькую комнату. Всё, что я мог различить во мраке, были две свечи, которые вызывали появление теней. Раздался мужской голос, который обращался ко мне по-английски: «Сохранившиеся остатки древнего мира», сказал он с акцентом культурного англичанина. Голос звучал устало, с какой-то механической интонацией. Я так же заметил странный свист, который возникал в его произношении, как будто его естественный низкий голос резонировал с едва слышными обертонами. «Да, сэр, я разговариваю с вами», продолжал он, «Фрагмент античности, сохранившиеся остатки современного мира. Нечего бояться, входной платы не требуется».

Наконец он возник передо мной; это был лысоватый джентльмен среднего возраста в поношенном костюме — именно такое впечатление о нём создавал его голос, голос уставшего от жизни мелкого торговца. Его лицо, отражающее бледный желтоватый свет фонаря, висящего у открытой двери, было спокойным; источником его невозмутимости было скорее полное душевное отчаяние, а не безмятежность рассудка. «Я говорю об алтаре бога», сказал он. «Как бы вы ни были эрудированны, это не то божество, о котором вы могли бы слышать; это не то божество, над которым вы могли бы смеяться. Он имеет довольно отдалённое отношение к римской системе колодцев и сточных ям. Но это не просто Клоацина, не Мемфитис или Робиго. Этого бога зовут Цинофоглис: бог, не имеющий формы, бог метаморфоз и хаоса, бог распада, бог, несущий смерть людям, богам и всему живому. Платы не требуется».