Фиона Хиггинс - Заклинатель

— Я не обязан платить, — тихо проговорил Деодонат.

— Че? — Дремоту тут же как рукой сняло. Руди подтянулся и выпрямился — правда, не вставая с кресла. — Ах, это вы. Ну, мне без разницы. Платить должны все, и не важно, часто вы ходите или нет.

— Но ведь я твой лучший клиент, — возразил Деодонат хриплым голосом. — Ты благодаря мне очень многое получил. Настала моя очередь — не так ли, дружище?

Размотав шарф, Змежаб схватил Руди за горло и заставил взглянуть себе прямо в лицо. На мгновение Руди потерял дар речи и выпучил глаза, но его одурманенное алкоголем сознание тут же прояснилось.

— Вот нелегкая! — пробормотал он. — Мистер Страхолюд!

С кривой ухмылкой Деодонат запустил свободную руку Руди в карман и извлек оттуда большой железный ключ. Затем он с силой швырнул Руди на пол. Тот сразу затих, и тогда Деодонат спустился в подвал.

Его охватило какое-то странное чувство, вроде удовлетворения, будто в конце долгого и трудного пути. Он знал, что увидит сейчас нечто настолько отвратительное, что с ним самим не идет ни в какое сравнение (по крайней мере, Змежабу нравилось так думать: невольное сравнение, которое вырвалось у Алуфа, очень сильно его расстроило). Из темноты до него доносилось фырканье: Чудище принюхивалось. Деодонат подошел к клетке и вгляделся во мрак: зверь сидел у дальней стены. Деодонат стал тихо и ласково с ним говорить; чудовище, шаркая, приблизилось: в одной лапе оно сжимало кость, в другой — кусок мяса, а рот был набит чем-то еще. Оно остановилось буквально в паре футов от решетки и уставилось прямо на посетителя, настороженно нюхая воздух, словно гигантская собака.

— Привет, дружище, — ласково сказал Деодонат. — Я принес хорошие новости. Все это время я навещал тебя, старался утешить — и только теперь понял, что нужно делать. Прости, что так долго соображал. Понимаешь, я ведь знаю, что ты чувствуешь. Разве меня не держали в клетке? За решеткой, которую поставил не я. И, стараясь помочь тебе — так мне казалось, — я не понимал главного. Можно было всю жизнь положить на это — и без толку. Люди не понимают и никогда не поймут. Хоть перекидай их всех в Фодус, никто не догадается, в чем причина. Но теперь это уже не имеет значения. Нынче вечером твои муки закончатся. Я спасу тебя. Ты выйдешь на свободу и отомстишь мучителям.

Он взял ключ и вложил его в замок. При этом раздался звук, от которого уши у Чудища встали торчком, сердце забилось сильнее. Он осторожно, бочком придвинулся поближе к решетке — и к человеку, который так долго мучил его своим бормотанием. Затем, улучив момент, он со скоростью молнии просунул лапу меж прутьев, вцепился Деодонату в шею и сдавил ее так, как сдавливал мясо, сдирая его с кости. Когда Чудище наконец отпустило его, Деодонат Змежаб сполз по прутьям решетки, повалился на земляной пол и застыл неподвижно.

Прожорное Чудище не стало терять времени даром. Как же часто оно об этом мечтало! Ловко изогнув запястье, зверь повернул ключ и открыл дверь. Затем он опустился возле своего бездыханного мучителя на колени, снял с него шарф и обмотал вокруг собственной шеи. Потом сорвал с головы Деодоната шляпу и нахлобучил себе на голову — тянул вниз, пока шляпа не села плотно, и подоткнул уши, чтоб не торчали. Сложнее оказалось стащить с Деодоната плащ. Зверь неуклюже набросил его себе на плечи, затем взглянул на Змежаба и с любопытством коснулся его блестящих серебряных волос. Потом он поднял взгляд к двери наверх, и губы его растянулись в подобие хитрой улыбки.

Через некоторое время зверь тихонько пробрался через зал таверны, словно не замечая многочисленных посетителей; они его тоже не заметили. Выйдя на улицу, он остановился и принюхался. Свежий воздух! Все эти жалобы на вонь от реки — сущая ерунда: запах почти не чувствовался! Зверь свернул в проулок, идущий сбоку от «Ловкого пальчика», и вприпрыжку побежал (весьма грациозно, надо сказать) к реке. Затем, необычайно ловко для столь крупного и упитанного животного, он перемахнул через парапет набережной и, выставив для равновесия одну лапу, легко приземлился на речной лед. Потом, едва оглянувшись, он заскользил на своих плоских кожаных ступнях в сторону берега, отталкиваясь взятой у Деодоната огниво-тростью, как лыжной палкой.

Случилось нечто невообразимое ужасное — самое низкое предательство, какое только можно вообразить. До сих пор не могу поверить. Юнона ушла, и меня настолько переполняет чувство ненависти к ней, что вернись она — не знаю, что бы я сделал. Но клянусь, я найду ее, даже если она уже покинула город. Мне во что бы то ни стало нужно понять, правда это или нет.