Тим Пауэрс - Три дня до небытия

Способны ли они сделать это? – пытался понять Маррити. «Если бы Дафны не существовало…»

Но даже в 1987 году двенадцать лет жизни Маррити уже связаны с ней; даже в своей прошлой хорошей жизни он был ее отцом. А кем бы он был, если бы у него никогда не рождалась дочь?

Да, Маррити ненавидел Дафну – ту, которую знал лучше всех, ту, какой она стала после 1987 года, ту, что переехала его машиной, но готов ли он обречь ее на… на то, чтобы она никогда не существовала? Чтобы никто ее не помнил? Заслужила ли такое девочка, которую он видел сегодня утром на заднем крыльце Грамотейки?

И даже если Люси, ее мать, умерла, он и ее лишил бы Дафны. Оборвавшаяся жизнь Люси вдруг окажется бездетной – без этой маленькой девочки.

Что станется с душой Дафны? – подумал он.

И что станется с моей?

– Это рискованно, – заговорил Гольц, полуприкрыв глаза и обращаясь, по-видимому, к самому себе. – Даже с двенадцатилеткой, которая почти ничего не успела. По крайней мере эти три дня пройдут по-другому, поскольку она не будет ни в чем участвовать. Рискованно. Но… ох… – он осторожно выдохнул. – Я ранен, Раскасс, скорей всего, мертв, фильм сгорел, Моссад захватил машину – если что и стоило бы переиграть, то вот это.

Рация затрещала.

– Первый, – произнес голос, звучавший на удивление монотонно, без всяких вибраций.

Белое лицо Гольца рывком склонилось к рации, и, хотя взгляд его тут же вновь обратился на дорогу впереди, рука очень медленно потянулась к приемнику.

Наконец он снял его с крючка.

– Второй.

– Возвращайся сюда, к автобусу, – произнес синтезированный голос Раскасса. – Нам нужно заполучить… прямо сейчас девочку Дафну, а сделать это можно только здесь, – голос зазвучал громче, словно повернули тумблер громкости: – И ленточку от шляпы захвати. Не потеряй! И еще привези сюда Шарлотту. И… маленький мамин помощник [12]… давай скорее!

Гольц недовольно склонился вперед и изменил настройку частоты, но руку с тумблера не убирал.

– Шарлотту забрать не смогу, забери ее сам. Я ранен, мне нужен врач, сочувствие дьяволу!

Он снова переключил частоту и откинулся назад, осторожно прочищая горло.

Машина двигалась со скоростью не больше пяти миль в час.

– Сними ленту, – сказал плоский голос по рации.

– Я веду машину. Не могу…

– Сними. Или пусть ее снимет старик, если ты не можешь.

– Бога ради! – Гольц запустил руку за ухо, сдернул черную ленточку, она щелкнула, расстегнувшись. Гольц бросил ленту на заднее сиденье.

– Я ее кровью не запачкал… – начал он, но голос Раскасса оборвал:

– Теперь помолчи, – произнес он и добавил: – У тебя сломана лопатка, но подключичная артерия, проходящая ниже, не пострадала. Инфекция, конечно же, возможна, но она еще и развиться не успеет, как исчезнет эта временная линия.

Гольц молчал, глядя с открытым ртом на улицу сквозь дыру в лобовом стекле. Потом улыбнулся, показав желтые зубы.

– Верно мыслишь. Нам предстоит долгий путь, не всегда получаешь то, что хочешь, – переключив частоту, он договорил: – В Палм-Спрингс. И тебе придется подобрать меня и моего спутника – на этой машине ездить невозможно. Я в…

– Частоту можешь не менять, ты уже в поле зрения. Припаркуйся. Мы вас заберем.

Гольц повесил микрофон и, серый от боли, скорчился на сиденье.

– Терпеть не могу, когда он заглядывает в меня , – пробормотал он. – Клянусь, я чувствую его жар!

Он подъехал к тротуару перед домом с вывеской агентства недвижимости во дворе и переключился на нейтралку.

– Вы заметили, когда он не пользуется своим ртом, чтобы разговаривать, у него пропадает французский акцент? Фразы строит странновато, но произношение американское. Наверно, акцент зависит от мышц языка.

Машина остановилась. Маррити сжал руки, чтобы скрыть дрожь.

– А если Дафну… – начал он.

– Вам о ней уже не придется беспокоиться, – Гольц, поморщившись, откинулся на спинку кресла. – И нам не придется вас беспокоить – в этой новой временной линии мы с вами никогда не встретимся.

– Разве вам не нужно будет узнать о машине? – спросил Маррити. – От меня?

– Раскасс найдет способ допросить вас заранее и сохранит память об этой временной линии и после того, как она рухнет в небытие. Он единственный, кто сохранит. Подозреваю, что если Ничей-папа вообще существовал в какой-нибудь временной линии, то стер его именно Раскасс. Хотя все равно загадка, как организация может существовать, если не существовал ее создатель.