Виолетта Буренок - Блунквилль

Густая крона, окутанная мраком, мешала разглядеть как следует, но Мэтт всё же различил вдалеке что-то светлое. Оно не двигалось, значит, вряд ли могло быть живым. Скорее всего, какое-то старое заброшенное сооружение. Мэтт вдруг поймал себя на мысли, что ему отчего-то сделалось не по себе.

— Ладно… — он положил руку на плечо девушке. — Не бойся, Тора. Там какие-то развалины. Пошли, нам ещё несколько километров идти.

Виктория медлила.

— Нет, Мэтт, я хочу посмотреть!

— Спятила? — удивился он. — Зачем тебе это? У нас и так времени мало!

Виктория посмотрела на брата, и в глазах её зажглись лукавые огоньки.

— Ой, да ты боишься! — Виктория звонко рассмеялась. — Маленький, маленький Мэтти! Он боится ночью гулять по лесу! — нараспев проговорила она.

— Брось! Это не смешно! — рассердился Мэтт. — Я вовсе не боюсь! Это просто глупая идея — там не на что смотреть, а у нас мало времени.

— Да я только погляжу быстренько и всё! Ты меня тут подожди одну минуточку, ладно?

Не говоря больше ни слова, Виктория развернулась и кинулась в лес. Ветки затрещали, когда она стала пробираться вперёд. Мгновение — и её спина скрылась во тьме ночных зарослей.

— Тора! — заорал Мэтт на весь лес. — Сейчас же вернись!!

Ему никто не отозвался. В нескольких метрах от него ещё продолжала шуршать трава.

— Тора!!! Чёрт! — Мэтт едва удержался от того, чтобы от злости швырнуть сумки в ближайшие кусты. Что за непослушная девчонка! — Ну я тебе покажу!

Он полез в заросли деревьев вслед за ней. Путь занял не много времени, но за эти несколько минут Мэтт успел изрядно расцарапать себе лицо. Когда он выбрался из чащи, его взгляду предстала удивительная картина. Деревья расступались вокруг небольшой поляны, притом они обрамляли её так геометрически ровно, словно кто-то специально выкорчевал их, чётко измеряя расстояние. Прямо с того места, где стоял парень, вперёд вела аккуратная, засыпанная гравием дорожка. Через несколько метров она превращалась в мостик, раскинувшийся над давно высохшим ручьём. А за мостиком стояла церквушка.

Старенькая, маленькая, покосившаяся на один бок, с выбитыми цветными стёклышками окон и обрубком купола, она, тем не менее, казалось, излучала какое-то таинственное сияние. Она выглядела настолько гордой и значительной, что даже деревья, возвышавшиеся над ней чёрными исполинами, вполне возможно кланялись бы ей, если бы могли это делать. И ещё в ней было что-то странное — и в ней самой, и в окружающей её мистической атмосфере, настолько, что даже воздух казался здесь другим, и ветер затих, и ни один звук не долетал до этой поляны. Словно они вдруг попали в другой мир.

— Впечатляет, правда? — оглянулась на брата Виктория, стоявшая возле мостика. — Всё это так… так… — она не могла подобрать подходящее слово своему состоянию. — Так завораживающе…

— А мне не нравиться! — отозвался Мэтт. — Какое-то это место жуткое. Церковь это или не церковь… Не поймёшь уже… — он оставил вещи на земле, приблизился к Виктории и теперь оглядывал сооружение, склонив голову.

— Не знаю… — тихо произнесла девушка. — Может быть, внутри станет ясно.

— Я внутрь не пойду! — категорично заявил Мэтт. — Я что, похож на психа? Нет, Тора, я внутрь не пойду и ты тоже не пойдёшь! Мы разворачиваемся и возвращаемся на пути, ясно?

— Ну Мэтт!

— Ты забыла, что у меня собеседование, да?

— Ну Мэтт! Ну Мэтт!

Продолжая уговаривать брата, Виктория пятилась ближе ко входу. Он и не заметил, как она оказалась около самой двери. Стоя спиной к ней и лицом к юноше, девушка нащупала витиеватую ручку.

— Слушай, у меня плохое предчувствие… — покачал головой Мэтт. — Тора, я серьёзно, не стоит!

— Мы не будем заходить! — уверила его Виктория. — Только посмотрим — и всё!

И она с силой толкнула дверь внутрь.

Та ночь выдалась безлунной, потому лес утопал во мраке, но даже и он не мог сравниться с той темнотой, которая царила внутри церквушки. Она буквально затянула, поглотила их, утопила в самых чёрных чернилах, какие только можно себе вообразить. И Виктории, и Мэтту, едва только они отворили дверь, показалось, что они умерли и никогда больше не увидят света — такая тяжёлая, плотная, непроницаемая тьма пустила их в свои объятия. Но они, конечно, не умерли; живые и невредимые, только немного испуганные и с колотящимися сердцами, брат и сестра замерли на пороге, не решаясь войти, но в то же время и не собираясь уходить.