Хилари Мантел - Чернее черного

Моррис рыдает.

АЙТКЕНСАЙД: Послушай… Моррис, старина, не переживай… о, черт побери, что, ни у кого из вас, парни, нет, блин, носового платка?

ДРЕВКОКАЧ: Какого-то конкретного платка?

АЙТКЕНСАЙД: Древкокач? Закрой варежку. Слушайте, парни, у меня есть идея. Может, она вернется, если отец попросит ее.

(Пауза.)

МАКАРТУР: А кто, собственно, ее отец?

КЭПСТИК: Я всегда думал, что ты, Макартур. Я думал, потому она и выколола тебе глаз.

МАКАРТУР: Я думал, это ты, Киф. Я думал, потому она и отрезала тебе яйца.

АЙТКЕНСАЙД: Не смотрите на меня! Она не моя дочь, я тогда в армии был.

МОРРИС: Моей она быть не может, я тогда еще служил в цирке.

ЦЫГАН ПИТ: И не моя тоже…

МОРРИС: А, вот и ты, Пит! А мы уж думали, ты смылся. Дурная слава впереди бежит! Мы думали, ты свалил со всем добром.

ЦЫГАН ПИТ: …говорю, она не может быть моей, я как раз сидел в тюряге за то, что перекрашивал лошадей.

КЭПСТИК: Перекрашивал лошадей?

ЦЫГАН ПИТ: Чтобы выдать одну скаковую лошадь за другую, ее нужно перекрасить, логично?

МОРРИС: А разве краска не смывается под дождем, Цыган?

ЦЫГАН ПИТ: Это древнее цыганское искусство. В любом случае, она не моя.

КЭПСТИК: И не моя, потому что я тоже сидел в каталажке.

МАКАРТУР: И я. Пять лет отбывал.

АЙТКЕНСАЙД: И кто остался? Боб Фокс?

БОБ ФОКС: Да я вообще ничего не делал, только в окно стучал.

(Пауза.)

МАКАРТУР: Ну, значит, тот парень, Дерек. Почему нет.

АЙТКЕНСАЙД: Нет, не он. Этот сраный пацан на посылках? У него вечно не было ни гроша. Эммелин Читэм никому не давала даром.

МАКАРТУР: В точку. Чистая правда.

КЭПСТИК: Не то что современные девчонки, а, Дин?

МОРРИС: Так кто остается?

(Пауза.)

МАКАРТУР: Проклятье.

МОРРИС: Ты думаешь о том же, о чем и я? Только сам великий!

КЭПСТИК: Чтоб меня.

МОРРИС: Ядрена вошь.

ЦЫГАН ПИТ: Не стоит путаться с семейкой Ника. Потому как Ник свою семью любит.

(Пауза.)

КЭПСТИК: Что он сделает?

АЙТКЕНСАЙД: Боже, о боже.

МОРРИС: Худшее, что может случиться с духом, — это если его съест старый Ник. Сделает из тебя отбивную, съест ее и переварит.

БОБ ФОКС: И отбивные прежде были куда вкуснее. Когда их жарили на правильном жире.

АЙТКЕНСАЙД: Заткнись, Боб, будь хорошим мальчиком!

КЭПСТИК: Как это, съест? Тебя съест Ник? И ты больше не будешь шататься по белому свету?

МОРРИС: Если сблюет, ты сможешь воспрянуть и шататься дальше, но если нет — тебе кранты.

МАКАРТУР: И это все?

МОРРИС: El finito, Benito.

ЦЫГАН ПИТ: Слушайте, может, поделим деньжата? Те, что я выручил за мебель Этчеллс. Ребята! Куда вы? Ребята! Подождите меня…

Октябрь. Эл в пути. Погода впервые за осень скверная. Обвалы и оползни, ливнестоки разбухают, бурлят канавы, пруды и родники булькают. В руслах рек — трещины, повсюду болота, топи, трясины, лопаются трубы, не выдерживают напора воды волноломы, поймы рек вспухают газовыми пузырями. Берега подмывает, укрепления крошатся, разливы и утечки: где соленая вода и стремительный прилив встречаются с липкой грязью разбухших сточных труб, там вздымаются океаны, полметра вверх, и еще вверх, и еще. Обочины кольцевой мерцают аварийками столкнувшихся автомобилей. Камеры сверкают вспышками на мостах, дворники скрипят, борются с дождем на ветровом стекле, грузовики техпомощи подмигивают безумными глазами.

— Вперед! — кричит Элисон. — Севеноукс, вот и мы!

Они поют, Элисон и две маленькие женщины, — несколько любимых водевильных куплетов, но в основном гимны, потому что именно их любят маленькие женщины. Она не знала ни единого слова, но они научили ее.

— Мы бывали в Севеноуксе? — спрашивает Морин Харрисон.

— Со мной — нет, не бывали, — отвечает Элисон.

— А нам там нальют чая? — тревожно интересуется Морин.

— О да, я слышала, в Севеноуксе подают замечательный чай, — говорит Элисон.

— Вот и чудесно, — восклицает с заднего сиденья подруга Морин, — а то я думала взять с собой эклсские слойки.

— Слойки, — повторяет Морин. — Ах, какие вкусные пирожные мы ели когда-то. Помнишь то, что ты купила мне как-то раз, с грецкими орехами сверху? Сейчас таких пирожных не достать. Вот что, милая, я испеку тебе торт. Ко дню рождения. Я всегда пекла тебе торты ко дню рождения.

— Было бы чудесно, — говорит подруга Морин. — И ей тоже дадим кусочек.