Антон Демидов - Искусительница

— Это портрет моей прабабушки. Однажды ночью ее избил неизвестный, а вскоре она и вовсе почила. Могилы вот не сохранилось, ведь она так и осталась непогребенной.

— Отчего же не похоронили вашу прабабушку?

— Говорят, что-то случилось, пока ее отпевали. Сегодня никто уж и не знает, где стояла та церковь.

— А что же случилось тогда?

— Слухи разные ходят. Говорят, доверили за ее упокой читать какому-то семинаристу-недоучке. Напрасно, я считаю.

Гермоген задумался. Ему показалась странной история, рассказанная Варварой о ее прабабушке. Что такого могло случиться во время отпевания, и каким образом семинарист, пусть и недоучившийся, мог все испортить? Но вновь взглянул на красавицу, и заметил, как рубины ее уст все же расплылись в горделивой улыбке.

— Давно ли жила ваша прабабушка, да в какой земле?

— Под Киевом жила, в первой половине девятнадцатого столетия…

Она не договорила — Гермоген поднялся из-за стола и подойдя к ней практически вплотную, взял за руку, и глядя точно в чарующие ее очи, встал перед ней на одно колено. Он ни о чем не думал в этот момент, забыв напрочь обо всем.

— Что вы делаете, батюшка? — удивилась девушка.

— Думаю, вас напрасно считают ведьмой…

Варвара рассмеялась, но ничего не сказала.

— Я поговорю с сельчанами и постараюсь их убедить!

С этими словами Гермоген поцеловал руку Варвары. Та отступила от него назад, и сию же минуту священник встав с пола, поспешно выбежал из ее дома.

— Ничего у вас, батюшка, не выйдет. — сказала Варвара, глядя ему в след, но было уже поздно — того и след уже простыть успел.

Весь день священник ходил по Белодонье, и слушал разговоры местных жителей.

— Ну, как, батюшка? Скоро от ведьмы нас избавите? — спросила его знакомая старушка.

— Скоро. — ответил Гермоген.

Сколько же он услышал разных историй о Варваре в тот день! То один сельчанин рассказывал другому, что после визита к нему Варвары, у него в саду все цветы завяли; то другой говорил, как у него бычок заболел и сдох после того, как его Варвара по носу погладила; а то директор местной школы подметил падение успеваемости своих учеников, увлекшихся наблюдением за ведьмой. Звучали и такие истории, что едва въехав в деревню Варвара начала пить чужую кровь по ночам.

— Мне еще моя мама говорила, что ведьмы краше всех! — судачила одна бабка перед другой, сидя на скамейке под высохшей яблоней во дворе одного дома.

— Это только для мужиков она красивая такая, а на деле — ничего особенного. Да моя дочурка и то краше!

Рисуя в воображении еще более красивую девушку, чем Варвара, Гермоген неслышно удалился. Не получилось, ведь он и такую красавицу в жизни никогда прежде не видел.

— Все бабы ведьмы, это каждый знает. — поучал дед своего внука. — А красивые бабы и подавно! Избавил бы нас кто от этой ведьмы, вот бы мы зажили!

Вдоволь наслушался в этот день Гермоген всяческих небылиц о Варваре, и усталый, вернулся в свою келью. Ночью священнику спалось очень плохо. Ему снилось, будто церковь, где он служил, стояла разрушенной, и среди развалин королевой ходила Варвара.

— Молись на меня, — сказала она, глядя ему в глаза, — Это произойдет, если ты не будешь на меня молиться…

Проснувшись в ту же секунду, Гермоген стал что-то безумно шептать. Из окна его кельи пробивался яркий луч. Полная луна стояла в зените, и светила влюбленному священнику. Тот, не в силах встать с постели, крестился лежа, и продолжал лихорадочно бредить. В какой-то миг ему показалось, будто Варвара стоит за окном и смотрит на него с усмешкой. Стоило ему в очередной раз перекреститься, как видение пропало, будто и не было там девушки вовсе.

Утром батюшка проснулся весь разбитый. Подушка лежала разорванная на полу, одеяло лежало там же. По всей комнате парил вырванный из них пух. С вечера рясы он так и не чистил, а теперь и они валялись на полу, грязные настолько, что очистить их не представлялось возможным. Дополнял картину пепел, лежавший аккуратной кучкой на опаленном полу.

Кое-как сев на постели, Гермоген попытался вспомнить, что же произошло ночью. Голова заболела, и отвечать отказалась. Лишь каким-то чудом ему удалось вспомнить, что это он ночью сжег Библию и молитвослов. От осознания сего факта ему стало не по себе.

— Господи! Господи! — закричал он в ужасе, — Что же я натворил!?

Попытавшись встать с кровати, он обессилено упал. Не в силах встать, он пополз по полу, и руками потянулся к пеплу. В пепле он нашел лишь один уцелевший листок, на нем была молитва "Отче наш". Прочитав текст молитвы, Гермоген перевернулся на спину, и перекрестившись зарыдал.