Юрий Бурносов - Чудовищ нет

Хорошо было бы соврать, что я очнулся у магазина «Прометей». Нет, было не так. Я прекрасно помнил, как тщательно вытер о рубашку косоротого нож и прочие вещи, которых касался, как зачем-то ударил его ногой по зубам (торжество победителя?), как вышел из подвала, обошел вокруг все здание и вылез через дырку в заборе у института усовершенствования учителей…

Так или иначе, в продовольственный магазин «Прометей» я вошел совершенно спокойным. Я попросил бутылку водки «Флагман», банку болгарских голубцов и четвертинку хлеба. Водку мне могли и не продать, но тетка за кассой на меня даже не посмотрела. Насрать ей было, сколько мне лет.

— Пацан…

Я отшатнулся.

У крыльца, возле урны, стоял бомжара с мешком на спине.

— Пацан…

«Мамка, бля…»

— Пацан, дай рупь, а? Или скоко не жалко. Бухануть надо.

Я дал ему мятую десятку из денег, забранных с трупов, и пошел, почти побежал в сторону дома. Можно было доехать на троллейбусе, на такси, на худой конец, но я бежал, и бутылка водки в пакете билась о мои ноги. Я успокоился только тогда, когда запер дверь изнутри на замок, щеколду и цепочку, поставил чайник и включил телевизор. Как раз начался омерзительный фильм «Тридцатого уничтожить» — такой же омерзительный, как мое настроение, но телевизор своим бормотанием сглаживал мое одиночество. Я достал из-под окна банку маринованных огурцов, открыл, быстро сгрыз один огурец и отвернул водочную крышку.

Завтра утром ко мне придут из милиции. Придут, наденут наручники, посадят в «козлик» и отвезут в РОВД. Наверное, это пожизненное заключение. Как Салману Радуеву. Я отхлебнул из горлышка.

Что я повешу на стенку в камере? У Чикатило — я видел в газете — висела обложка битловского альбома «Сержант Пеппер». Неужели я тоже буду всю оставшуюся жизнь сидеть и смотреть на вырезку из журнала?! Несколько лет — или до самой смерти? Решетка, зона, баланда…

Я пошел в свою комнату, не выпуская из руки бутылку, и посмотрел, что висит на стенах. Плакат с Джонни Деппом в «Мертвеце» Джармуша. Плакат с «Локомотивом». Плакат со сборной России по футболу. Плакат с Лундгреном. Плакат с Motorhead. Плакат с Апокалиптикой, плакат с Wu-Tang Clan, плакат с Егором Летовым… Что из этого можно повесить в тюрьме?!

Я сделал еще пару глотков водки, меня затошнило, но я сглотнул.

Батя… Что с батей будет?! И бабка…

А вот про это думать не надо, постановил я. Не надо про это думать. Бля… А револьвер?!

Я вытащил его из-за пояса и понюхал ствол. Он пах едким, щипучим, так что я чихнул. Из этого я убил троих?! Мясорубка и та выглядит гораздо опаснее. В детстве у меня был почти такой же револьвер, игрушечный, разве что полегче. Я отхлебнул еще раз, бросив револьвер на стол.

Стоп, у меня же есть закуска. Огурцы, голубцы, хлеб. Голубцы и огурцы. Огурцы и голубцы. Огурцы за голубцами, голубцы за огурцами… Я хихикнул. Наверное, напиваюсь. Нет, я и раньше пил, но чтобы вот так бутылку без закуси, в одно рыло… Хорошо, что батя уехал.

Голубцы надо бы разогреть на сковородке, но я был уже не в силах совершать такие подвиги и попросту открыл их консервным ножом. Пахло вкусно.

Откуда-то появился Захар, замяукал, завертелся вокруг.

— Хочешь жрать, котюня? — спросил я, чувствуя, что язык начинает заплетаться. Нужно было закусить, но я для начала бросил кусок голубца Захару, словно опасался, что он отравлен. Кот проглотил подачку и попросил еще. — Погоди, — велел я. — Доешь потом, банку оближешь. А то м-мне не хватит…

Холодный голубец «входил» хорошо, только жир застывал на зубах и губах неприятной крупитчатой пленкой. Я отхлебывал водки, чтобы его смыть, потом немного успокоился (выпивка, что ли, подействовала) и налил в стакан.

Что-то неправильно… В кино и в книжках, когда человек кого-то в первый раз убил, пускай даже на войне, он блюет, кричит, бесится… А я сижу и с котом разговариваю как ни в чем не бывало о жратве. Пью водку. Может, вот так спиваются люди? Начинают, а потом не могут остановиться, чтобы не посещали разные ненужные мысли.

Нет, что-то я, конечно, чувствовал. Примерно такие же ощущения у меня были, когда классе в седьмом, собирая металлолом, мы поймали за Волбинским мостом дауна, отняли у него штаны с трусами и выбросили в речку, а Шурупчик потом еще помочился на него, когда даун сидел на песке и ревел… Потом было противно, но в то же время я чувствовал, что сделал нечто важное, что необходимо было сделать — то ли для того, чтобы доказать черт знает какую сложную вещь самому себе, то ли… Не знаю. Наверное, поэтому одни вешают в детстве кошек, другие — воруют в школьных раздевалках у товарищей, третьи поджигают почтовые ящики. Я выбрал самый сложный путь.