Шон Хатсон - Отбросы

Хэйес задумчиво потер подбородок.

— Трудно сказать, — произнес он уклончиво.

— Может он взяться за старое, как вы думаете? — настаивал Рэндол. — Будет ли он убивать?

Психиатр быстро переглянулся со Стоуксом, посмотрел на Рэндола и неохотно признался:

— Не исключено.

— И вообще, как это ему, черт возьми, удалось отсюда выбраться? — спросил Рэндол с особым нажимом.

— А вот это, Рэндол, не ваше дело, — огрызнулся Стоукс. — Теперь главное — снова поймать его. Именно в этом и заключается ваша работа, которую следует выполнить. — Мужчины скрестили взгляды, и инспектор увидел гнев в глазах старика. Побег подмочил его репутацию, что могло, по мнению Рэндола, стоить ему места. Понятно, у Стоукса были причины для гнева. И еще в его глазах читался страх.

Рэндолу ничего не оставалось, как откланяться.

По дороге в Игзэм инспектор почти не разговаривал, и в голове его вертелись многочисленные вопросы. Один особенно донимал: где и когда может объявиться этот Пол Харви?

Пол Харви споткнулся и упал, больно ударившись о дерево. Некоторое время он лежал на мокром мху, с болью вдыхая воздух, который, казалось, прожигал легкие насквозь. Икры и бедра болели так, будто каждую ногу зажали в тиски и медленно закручивали винт. Он ухватился за низко свисающую ветку и попытался с ее помощью подняться. Часто дыша, как гончая, Харви привалился к дереву и стал растирать бедра. Опухшим языком провел по растрескавшимся губам. Было такое ощущение, будто рот забит ватой. Постояв какое-то время неподвижно, он нетвердой походкой побрел по лесу.

Шатаясь, словно пьяный, он цеплялся за ветки и кусты, пытаясь сохранить равновесие. Харви не знал, как долго он бежал. Четыре, пять часов?.. Возможно, больше. Уверенности не было ни в чем, кроме ноющей боли в ногах и жжения в желудке. Ему надо достать еды — вот что теперь важно. От тюрьмы он, видно, ушел на добрых шесть миль. Беглец позволил себе улыбнуться и продолжал беспорядочное продвижение в глубь леса.

Над головой защебетала какая-то пташка, и Харви, захваченный врасплох неожиданным звуком, быстро огляделся по сторонам. Он замахнулся рукой, непонятно зачем пытаясь спугнуть птицу. Когда это не получилось, Харви попробовал крикнуть, но ни один звук так и не вырвался из его пересохшего горла. С опущенной головой он поковылял к следующему дереву, напряженно прислушиваясь к каждому шороху. Они, конечно, уже бросились за ним в погоню, но им не удастся его поймать. На этот раз нет.

Он снова напряг слух, но ничего не услышал — только непрекращающийся щебет птиц и...

Где-то поблизости треснула ветка, и беглец застыл, припав к стволу вяза и пытаясь слиться с ним воедино, чтобы быть незаметным.

Он увидел, как, продравшись через кусты, Маленький мальчик не старше двенадцати лет подобрал футбольный мяч. Со своей добычей он тем же путем вернулся назад, на поляну, где его ждали двое товарищей. Теперь Харви заметил и этих двоих. Он слегка расслабился и двинулся дальше с необычайным для человека его роста проворством. Его коротко остриженные черные волосы блестели, а зеленые глаза сверкали лихорадочным блеском из-под красных, опухших век. Пригибаясь, чтобы не заметили играющие дети, он подкрался к краю поляны. Трое мальчиков с азартом гоняли мяч. Чтобы за ними было удобнее следить, Харви раздвинул кусты. Когда он заметил, что дети прекратили игру и побежали к большому пластиковому пакету, лежавшему рядом с импровизированными воротами, его длинные пальцы судорожно задергались, а на лице появилось выражение замешательства.

Дети вынули сандвичи и принялись за еду.

Харви положил руку на желудок, который тут же отозвался громким урчанием.

Он наблюдал, как эти трое ели. Придет и его время. Придет. Он смотрел и ждал.

Грэм Фелпс запихнул в рот остатки сандвича с ветчиной и громко зачавкал.

— Давайте запьем! — махнул он рукой в сторону одного из двух термосов.

Колин Фалтон услужливо налил ему в чашечку горячего шоколада. Грэм отхлебнул и обжег язык.

— Мать его так! — Грэм с шумом втянул в себя воздух. — Горячий!

Колин и его младший брат Майлс захихикали. Грэму уже было не до смеха.

— Какого хрена вы развеселились? — со злостью спросил он.

Грэм часто ругался, как его отец и старшие братья. Старший брат мальчика шесть месяцев провел в исправительном учреждении для несовершеннолетних, и Грэм боготворил его, как и своего отца. Обоим ничего не стоило, если возникал хоть малейший повод, ударить женщину по лицу. Это были грубые и жестокие люди. В голове Грэма сложилось простое уравнение, такое же элементарное и незатейливое, как и его ум: ругань и грубое отношение к женщинам — это мужественность.