Елена Логунова - Моя вечная жизнь

– Я должен загладить свою вину, – тихо сказал он.

– Кажется, у тебя это получается – доктора говорят об улучшении ее состояния, – я слабо улыбнулась. – Осталось совсем немного, да? Еще жизнь-другая, и к Рози вернутся молодость, красота и здоровье… Во всяком случае, физическое.

– Но если к ней не вернется разум, все будет напрасно? – теперь он как будто советовался со мной.

– Ты же не узнаешь, пока не сделаешь.

– Но не с тобой! – он наконец очнулся и одним шагом преодолел разделяющее нас расстояние. – Не с тобой! Только не с тобой… Я хотел, чтобы ты жила… Чтобы мы могли быть вместе, если я не спасу Рози… Я уже не знаю, кто из вас мне нужен!

Алекс хотел отстраниться, но я прилипла к нему, как горчичник – не оторвешь!

И он сдался.

Его руки были теплыми, а губы мягкими. Каждое прикосновение добавляло жара огню, который разгорался во мне, как костер на парковой площади, и я отстраненно подумала – бедненькое соломенное чучело, оно ведь сгорит дотла! И еще вспомнился мне чудесный лунный камень, который жадно поглощает каждый лучик света, превращая его в волшебное сине-золотое сияние: мое тело точно так же реагировало на ласки Алекса.

– До полуночи осталось меньше часа, – прошептала я, скользя руками по его обнаженным плечам. – Ночь равноденствия пройдет, ты не успеешь найти другую, и Рози потеряет свой шанс. А другого случая у тебя не будет, я не позволю, я больше не дам тебе убивать…

– Все так неправильно! – Мужчина застонал, и я поцеловала его со всей нежностью:

– Все правильно, поверь мне!

– Правильно убивать любимую женщину? Опять?! О-о-о…

Несомненно, это было признание. Самое необычное признание в любви, которое я когда-либо слышала! Оно меня очень глубоко тронуло, и только поэтому я тоже сказала то, чего говорить не собиралась:

– Не факт, что я умру, дорогой. Не факт, что умру именно я! Ты рискуешь ничуть не меньше.

– Серьезно?!

Алессандро Росси из Милана числил за собой не один смертный грех. Он был убийцей, и по законам человеческого суда заслуживал самого сурового наказания. Но он умел любить и жертвовать ради любви – а разве не это высшая доблесть мужчины в понимании женщины?

А еще у него были отвага и чувство юмора.

– Ты тоже можешь убить? Это хорошая новость! – сказал он и решительно разорвал завязки укрывающего меня плаща.

Когда-то давно я услышала оригинальное мнение: «Человек – это разумный комплекс электрохимических реакций». В юности я находила это определение несправедливым и обидным. Мне казалось, что оно принижает Homo Sapiens, низводя его с почетнейшей позиции «Венец творенья» до бессмысленно бурлящей субстанции в лабораторной колбе. Верить в то, что даже высокие чувства суть всего лишь электрохимические реакции, ужасно не хотелось!

Я изменила свое мнение годам к сорока. Примерно в этом возрасте я окончательно осознала, что некоторые непроизвольные, неконтролируемые хваленым человеческим разумом реакции – вероятно, те самые, электрохимические, – могут быть лучшим из того, что нам дано в этой жизни.

Страсть – это не любовь в ее традиционном понимании. В настоящей страсти нет самоотверженности, жертвенности, преклонения, но зато нет и эгоизма, одиночества, непонимания. Страсть не бывает безответной, она всегда делится на двоих – хотя и не обязательно поровну. Обоюдное влечение – первоэлемент гармонии мужского и женского начала, так какая разница, чем это притяжение обусловлено – электричеством, химией или метафизикой?

Алекс. Его имя было как пароль для прохода в лучший из миров, и я повторяла его снова и снова: Алекс. Алекс. Алекс…

– Анна! – шептал он.

Я не воспринимала это имя как свое собственное. Мне было абсолютно все равно, что именно он шепчет – молитвы, проклятья, магические формулы, да хоть стихи Агнии Барто! Слова текли мимо моего сознания, я сосредоточилась на ощущениях, а они были такими яркими, что у меня потемнело в глазах. Или это набежавшая туча закрыла звездное небо?

Ложе было узким. Кто-то из нас зацепил поставленный сбоку фонарик, и он упал – луна свалилась с небес и покатилась кувырком. Апокалипсис! Алиллуйя!

Горячая синяя вода несла меня, как бумажный кораблик. Легкая, почти невесомая, я скользила по водной глади, ощущая, как набирает силу и скорость несущий меня поток, и ничего не боялась. Определенно, инстинкт самосохранения в этот момент на борту отсутствовал!

– Прости меня, – прошептал Алекс.

Его слова не имели никакого значения. Я не понимала их смысла и вовсе не нуждалась в этом понимании. Все, что мне было нужно, было со мной и во мне. Но знакомый голос настойчиво просил меня открыть глаза и повторял: