Хизер Грэм - Идущий в ночи

Диллон испытывал непреодолимое влечение к ней и не знал, было ли это связано с тем, что она околдовала его при первой встрече, или же его так восхищало ее стройное, гибкое, грациозное тело, ее голубые глаза, ее голос, ее прекрасная душа. Но он понимал, что это было не простое сексуальное желание или животный инстинкт, древний как сама жизнь. Он пока еще не мог сказать, что любит ее, ведь для любви требуется время, однако чувствовал, как постепенно влюбляется в Джесси, которая затронула его душу так, как ни одна из женщин до нее.

Озорные огоньки в ее глазах послужили призывом к действию, пар поднимался от горячей воды, струившейся по ее великолепной коже цвета слоновой кости, по плечам, груди, спине, ягодицам. Когда она прижалась к нему, он почувствовал волнующее наслаждение от прикосновений ее кожи. Он отыскал ее губы под струями воды и стал исследовать ее маленький ротик, еще более горячий, чем падавшая на него вода.

Он ласкал ее. Его руки скользили по ее обнаженному телу, нежно сжимали ее груди, проникали между бедер в самое интимное место.

Джесси прижималась к нему, каждое прикосновение ее тела было невероятно возбуждающим. Таким соблазнительным и приводящим в безумный экстаз. Она обняла его, стала гладить его тело, ее ногти, дразня, царапали кожу. Он нехотя оторвался от нее, прижал ее к выложенной кафелем стене ванны, а затем снова стал целовать с удвоенной яростью.

Они занялись любовью под горячими струями воды. Диллон поднял Джесси, и она обхватила его великолепными длинными ногами. Шум воды эхом отдавался в их сердцах, словно буря. Наконец, они достигли наивысшего наслаждения, тогда он нащупал краны, закрыл воду и вышел из душа, все еще держа ее на руках и не желая отпускать ни на минуту.

Диллон отнес ее в кровать, они упали на матрас и начали все заново. Они неистово ласкали друг друга руками, губами, языком, оттягивая сладкий момент, наслаждаясь влажной, чистой и горячей плотью друг друга, радуясь полному единению. Джесси знала, как ей поступить, как распалить Диллона еще больше, но в ее действиях не было никакого расчета, ничего заранее запланированного, один лишь инстинкт, продиктованный самой природой. Они катались по кровати, она ласкала его тело нежными и легкими прикосновениями, которые были особенно возбуждающими. Она ловила его губы своими губами, покрывала поцелуями все его тело и дразнила его, доводя до полного исступления. Когда же он не смог больше сдерживаться, она скользнула под него, желание снова охватило Диллона, и Джесси с радостью отвечала на его ласки, пока он гладил ее груди, живот, бедра. Затем он проник между них сначала рукой, затем ртом, а потом опять овладел ее телом и душой.

Посреди ночи, изнуренные и обессиленные, они наконец-то уснули.

Он проснулся рано. Джесси еще спала, и Диллон несколько минут любовался своей возлюбленной. Он не мог оторвать глаз от ее огненных волос, рассыпавшихся по подушке, от очаровательного овала лица, от ее слегка приоткрытых губ. Он бережно поправил на ней одеяло и встал, затем быстро оделся и пошел на кухню, чтобы заварить кофе. Он не стал готовить еду, подумав, что Джесси наверняка снова захочет позавтракать с дедушкой.

Пока кофе готовился, Диллон взял мобильный телефон и сделал несколько звонков. Теперь он понимал, что с этой работой ему не справиться в одиночку.

Диллон заметил, что Джесси была одновременно удивлена и обрадована тому, как хорошо он ладил с ее дедушкой, словно они с Тимоти знали друг друга уже много лет. Воспользовавшись моментом, Джесси пошла побеседовать с врачом дедушки, и у Диллона появилась возможность поговорить с Тимоти наедине, не опасаясь, что Джесси опять расстроится.

— Итак, Тимоти, — начал он спокойным тоном, — значит, вы видите призрачных танцоров?

Пожилой человек некоторое время молча смотрел в окно, как будто не слышал его вопроса. Затем он повернулся и с вызовом посмотрел на Диллона:

— Я знаю, почему вы вернулись. Вы здесь потому, что страсть к богатству никогда не иссякнет. Люди алчны. Им наплевать, как они поступают с другими людьми, главное для них — разбогатеть. — Он с сожалением покачал головой, — Человек всегда был алчен, ему ничего не стоило убить себе подобного, если это сулило ему материальную выгоду.

— Когда-то, — осторожно сказал Диллон, — наши предки называли себя просто людьми. Мы хотели творить добро, как говорил нам о том Великий Дух. Заботиться о наших детях, о больных и немощных. Да, алчность существовала с того момента, как появился человек. Но мы стремились к лучшему.