Александр Уваров - Михалыч и черт

Тузик был простой дворовой собакой.

Дворняжкой.

Дворняжкой он был с самого рождения.

Родился во дворе (а точнее, у стены сарая, под навес которого спряталась от проливного дождя его мама, большепузая лохматая Динка).

Там же он рос. И жил, переходя с одного двора на другой, пока по редкой для себя удаче на одном из них не закрепился.

Вернее, его оттуда почему-то не прогнали.

Конуры у него не было. Обитал он под крыльцом, куда забирался через дыру, появившуюся когда-то на месте двух оторванных досок.

Под крыльцом же Тузик прятал и самые большие свои сокровища — четыре тёмных обгрызенных кости с колкими, хрустящими краями. Мяса на костях, конечно, уже не сохранилось, но (по расчётам Тузика) грызть их можно было ещё очень, очень долго.

Миски Тузик не имел. Воду пил из луж (два раза в жизни — из-под крана, к которому крепили обычно шланг для полива огорода, и ещё один раз — из-под колонки, что стояла возле коровника).

Сам Тузик был вполне под стать несладкой этой жизни.

Шерсть у него была грязно-серого, с желтоватым оттенком, цвета; плотная и жёсткая, спутавшаяся больным колтуном, с налипшим там и сям комками высохшей грязи, с целыми гроздями свисавшего с боков и поджатого брюха прошлогоднего репейника.

Дворняжке положено глаза иметь большие, умные и печальные.

Глаза у Тузика были глупые и маленькие.

Глупые — оттого, что умные глаза в той деревне, где коротал затянувшуюся жизнь свою Тузик, очень не любили и за слишком умное выражение глаз запросто могли дать сапогом по брюху.

Маленькие — оттого, что большие глаза выглядели слишком уж независимо и вызывающе. За это тоже могли побить.

А ещё светился в его глазах огонёк нарочитой, неискренней, вымученной радости, что выдавливают обычно из себя существа не раз жизнью битые и униженные, и потому безумно боящиеся обратить лишний раз на себя внимание ближних страданием и неустроенностью судьбы (что, понятно, всегда провоцирует на безнаказанную жестокость), и использующие фальшивый огонёк этот лишь как маскировку печальной своей беззащитности.

И лаял Тузик то подчёркнуто радостно (при виде хозяина, которого он, кстати, совсем не любил и очень, очень боялся), то чрезмерно агрессивно (при виде чужака, слишком близко подошедшего к калитке или невзначай упавшего под забор), то притворно подобострастно (это когда под забор или возле крыльца падал сам не в меру упившийся хозяин… тут надо было показать, что верный пёс службу, конечно несёт… но и о субординации не забывает). Ну, в общем, лаял он всегда фальшиво.

Кормили Тузика редко. Можно сказать, что и никогда.

Еду он добывал сам. Воровал и выпрашивал.

Воровал, конечно, редко (за воровство били даже сильнее, чем за умные глаза). Выпрашивал часто, но толку от этого было куда меньше, чем от воровства.

Другой герой этой истории, Волк, жил в лесу.

Шерсть у него была серая (как и у Тузика), но без желтизны и куда чище. Волк любил чистоту и постоянно (и очень тщательно) себя вылизывал.

Жил Волк в норе, одиноко и замкнуто. Ни волчицы, ни волчат у него не было. Вернее, когда-то они были, но в очередной охотничий сезон стаю волчью плотно обложили охотники (в тот чёрный для Волка день даже пара вертолётов кружила над лесом, отслеживая отчаянные броски стаи из сжимавшегося смертного круга и исправно направляя егерей на участки, где рвались серые из ловушки). Уйти тогда удалось одному только Волку.

С тех пор и стали звать его Волком. С большой буквы.

Потому что других волков в лесу больше не было.

Говорили, правда, будто ещё пара серых осталась в живых. Вернее, их оставили в живых.

Чтобы продать в зоопарк.

Правда то или нет — Волк не знал. Но ему хотелось верить, что это неправда. Он бы предпочёл гибель от пули. Для себя и для любого из своей стаи. Даже… для своих волчат.

Зоопарк страшен. Он обрекает на жизнь даже тогда, когда жизни этой уже не хочешь. Зоопарк страшен — глупый смех людей, протянутые пальцы, огрызки яблок сквозь решётку, табличка (говорят, там написано, что волк опасен и к потому к клетке нельзя подходить слишком близко), мясо в холоде, что не вырвал охотой ты из бока на бегу, а получил на стальном поддоне отмеренной порцией. Неволя, судорогой сводящая лапы. Пустота неведомой, бессмысленной, украденной жизни.

Волчата не умели быстро бегать. Они погибли.

С тех пор Волк возненавидел людей самой лютой ненавистью, на которую только был способен. А ненавидеть Волк умел. Потому что ещё раньше он умел любить.