Александр Уваров - Михалыч и черт

Там, в неглубоком овраге с пологими, уступчатыми склонами, вплотную примыкавшему к двухметровому бетонному забору, отделявшему пустырь от дальнего угла кладбища, время от времени (и, как правило, по вечерам или глубокой ночью) собирались местные вампиры. Зажигали костёр (и кто это придумал, будто вампиры огня боятся?), делились друг с другом нехитрой снедью, выпивали, пели разудалые песни, рассказывали матерные анекдоты и небылицы о своих вампирских подвигах, а то и, вовсе раззадорившись, пускались в пляс.

Пасха же, день сытный, хлебный да пьяный, был и вовсе у местной кровососной братии днём особым. В такой день собирались обязательно все, и к огоньку подтягивались со всех уголков кладбища, и, бывало, даже и с других кладбищ гости подходили (что уж вообще редкость большая — тяжело ведь вампиру, пусть даже и глубокой ночью, через город то пробираться).

Так что чем ближе подходил Семён Петрович к заветной ржавой калитке с гнутыми прутьями, тем настроение у него становилось всё лучше и лучше. И день сегодняшний не казался ему уже таким скудным на подарки и бедным на радости.

Семён Петрович вампир был компанейский, любил пообщаться с собратьями своими, поругать (порядка ради и традиции) житьё тоскливое, погостное, опрокинуть стаканчик-другой, вспомнить деньки весёлые, да и потанцевать иногда мог, коленца выделать, под настроение то хорошее.

Жалко, редко дни такие выпадали. Всё больше по другому жизнь складывалась — дни тянулись длинные, однообразные, всё больше серые да чёрные. Серые — это осенью и вот такой вот холодной, пакостной весной. Чёрные — это зимой, тогда и темнеет рано, да и днём на кладбище полумрак какой-то.

Можно, конечно, сказать, что для вампира такая погода самая подходящая. Для прогулок, например. Солнечные лучи не досаждают. Но по старой своей, человечьей ещё привычке любил Семён Петрович на свет яркий, солнечный глядеть. Не гулять, конечно, при нём. Таких прогулок кожа то вампирская не выдержала бы. А просто спрятаться где-нибудь в тени и смотреть, поглядывать.

Вот такие дни только летом и выпадали. Да и то не всегда.

А почему не всегда?

Да потому что сторожа да могильщики, да прочие костоломы да придурки местные кладбищенские гоняли братию его в дневное время безжалостно.

Едва завидев — сразу руки в бока делали да орали матерно. Могли и камнем зашвырнуть. А то ловили — и шутки ради прямо на свет вытаскивали. Орёт кровосос, волдырями покрывается — а они гогочут да пинают страдальца. А то и к дереву с утра привяжут где-нибудь в укромном месте — и до обеда, а то и до вечера оставят.

За прошлый то год уж троих кровососов таким манером изничтожили.

Всё больше летом таким образом безобразничали.

Зимой, особенно в холода, шпана эта на кладбище не появлялась. Холода они не любили, всё больше в подсобке пьянствовали. Вылезали разве только на похороны да на халтуру какую (ну там, могилку поправить, крест подновить, подкрасить, памятник кому в бетон вделать). Понятно, зимой то, на холоде, пикники на лужайке не устроишь. Если ты живой. А вампирам да прочим мертвецам (да, не только вампирам в могиле не лежится, бывает, что и прочие мертвецы, не кровососного ремесла, по дорожкам кладбищенским шляются, да только они и вовсе забитые, никак за себя постоять не могут) холод не помеха, они его уже и не чувствуют. Им в такие дни спокойно гулять можно. Да и прохожие редко попадаются.

А то вот, скажем, нарвёшься на какую-нибудь дамочку истеричную, которая мужа своего покойного проведать пришла — она ж ведь с непривычки такой визг поднимет. Они же ведь, дамочки, слабонервные до невозможности. И успокоить её — и не пытайся. Прошлой то зимой вампир один, Аникеев его фамилия, на дуру такую нарвался. Она — орать. Он ей: «Тише, дескать, дура. Помер я, дескать, давно. У меня в теперешнем состоянии и на Мерлин Монро х. й не встанет, не то, что на мурло то такое. И кусать честных граждан нам законом запрещено. Цыть, дура!»

Вежливо ведь, популярно, понятно объяснил. А та — ещё пуще орать принялась.

Ну, Агееву то тогда пацаны местные, что на кладбище работают, рёбра здорово намяли. И действительно, ведь если всех клиентов распугают, да о кладбище слухи всякие пойдут — клиентов может здорово поубавиться. Всем, кто с кладбища кормится — прямой убыток.

Но, несмотря на относительную безопасность зимнего времени и опасность летнего, Семён Петрович лето всё таки любил, а зиму — ненавидел.

Сильны всё таки человечьи то привычки.