Уильям Ходжсон - Путешествие шлюпок с «Глен Карриг»

Отчасти по привычке, отчасти по необходимости я научилась засыпать, несмотря на страшное рычание, раздававшееся по ночам вокруг корабля, так как мне удалось убедить себя, что это голоса странствующих во мраке духов; я не позволяла странным и страшным мыслям слишком смущать мой дух, к тому же мой жених убедил меня, что нам ничего не грозит, и что в конце концов мы непременно вернемся домой. Но теперь я своими ушами слышала, как страшно ворочается у моей двери алчущая тварь, и…»

Тут Джордж запнулся, потому что боцман внезапно поднялся и опустил свою тяжелую руку ему на плечо. Юнга хотел что-то сказать, но боцман знаком призвал его к молчанию; его жесты были столь выразительны, что все мы, чьи нервы были взвинчены волнующей историей неизвестной женщины, невольно прислушались. И почти сразу наши уши уловили новый звук, прежде заглушённый грозным, раскатистым рычанием, — звук, до этой минуты ускользавший от нашего внимания, ибо все мы были слишком поглощены тем, что читал Джордж.

Снаружи… Снаружи что-то терлось, скреблось о дверь, точно большая, жесткая щетка. На протяжении нескольких томительных секунд мы не шевелились и, едва осмеливаясь дышать, прислушивались к этому страшному звуку. Потом несколько человек, сидевших ближе всех к двери, инстинктивно отпрянули прочь, охваченные страхом, вызванным близостью твари, но боцман, подняв руку, негромко приказал им сидеть тихо и не производить излишнего шума. И действительно, тварь, казалось, услышала шорох их быстрых движений, ибо дверь внезапно содрогнулась с такой силой, что мы были почти уверены: еще немного, и она слетит с петель. К счастью, дверь устояла, и мы поспешили укрепить ее с помощью нескольких снятых с капитановой койки досок, которые мы просунули в щель между нею и двумя сундуками, на которые поставили третий, закрыв таким образом весь дверной проем.

Сейчас уже не помню, говорил ли я о том, что в каюте капитана было два окна, одно из которых, расположенное со стороны левого борта, оказалось разбито. Мы обнаружили это, когда поднялись на корабль, и боцман сразу закрыл его так называемым «глухарем» (тиковой крышкой, какие используются для защиты стекол во время шторма), заложил батенсами [70] Батенсы — доски шириной 10–20 и толщиной 5—10 см. и укрепил клиньями. Он сделал это, боясь, как бы под покровом темноты какое-нибудь существо не проникло к нам на борт через дыру, и, как будет видно из дальнейшего, поступил весьма мудро и предусмотрительно. Когда Джордж крикнул, что кто-то пытается взломать «глухарь» левого иллюминатора, мы в сильнейшей тревоге попятились, ибо поняли, что какая-то злобная тварь пытается добраться до нас другим путем, проявляя тем самым поистине пугающее упорство и целеустремленность. Один лишь боцман — мужественный человек, который к тому же умел не терять головы в самых сложных обстоятельствах, — шагнул к иллюминатору и удостоверился, что клинья надежно удерживают батенсы. И в этом вопросе на него вполне можно было положиться, ибо боцман ходил под парусами уже не один десяток лет; если уж он утверждал, что ни одно живое существо, если только оно не обладает силой кита, не сможет взломать шторм-крышку, значит, так оно и было, и мы могли не беспокоиться, что враг доберется до нас этим путем.

Но пока боцман проверял, надежно ли сидят клинья в гнездах, один из матросов вдруг вскрикнул в сильнейшем страхе, ибо в окне справа показалась какая-то розоватая масса, которая подобно гигантскому слизню медленно ползла по стеклу вверх. В следующую секунду Джош, сидевший у стола, схватил свечу и поднес ее к окну… Так я впервые увидел тварь. Складчатая, бесформенная, она была сделана словно из сырой говядины — и в то же время она была живая!

Это зрелище внушило нам такой ужас, что мы только смотрели на тварь, не в силах предпринять ничего для собственной защиты; впрочем, у нас не было никакого оружия. Не знаю, сколько мы простояли так, неподвижны и безгласны, словно агнцы перед мясником. Наше оцепенение продолжалось, вероятно, лишь несколько мгновений, но мне они показались невероятно долгими. Потом я услышал, как затрещал оконный переплет, и увидел, как по стеклу разбежались во все стороны зигзагообразные трещины. Еще немного, и окно не выдержало бы, и вход в каюту оказался открыт, но тут боцман с проклятьем (он назвал нас «никчемными сухопутными крысами») схватил вторую шторм-крышку и с маху закрыл ею правое окно. Его поступок помог нам сбросить гибельное оцепенение, и уже в следующую секунду у боцмана оказалось помощников больше, чем можно было пожелать. В считанные секунды батенсы оказались вставлены в проушины и закреплены клиньями. Все это было проделано более чем своевременно, в чем мы тотчас убедились, ибо снова раздался громкий треск дерева, звон разбитого стекла, и темноту огласил пронзительный рев, который становился все громче, пока не заглушил даже наполнявшее ночь рычанье. Рев, впрочем, вскоре затих, и наступила короткая пауза, в продолжение которой мы слышали непрестанный шорох и влажные шлепки по тиковой шторм-крышке, которая, по счастью, была закреплена как следует, так что никакая непосредственная опасность нам не угрожала.