Уильям Ходжсон - Путешествие шлюпок с «Глен Карриг»

С рассветом страшное рычание прекратилось. Еще какое-то время траурный вой продолжал терзать наш слух, но наконец смолк и он, и настала глубокая тишина, которая воцарялась над этими пустынными и бесплодными землями в дневные часы.

С наступлением тишины мы заснули, ибо ночное бодрствование и страх утомили нас. Однако уже в семь часов утра боцман разбудил меня, и я увидел, что матросы разбаррикадировали ведущую в салон дверь. Мы с боцманом сразу отправились на разведку, но хотя мы искали очень тщательно, нам не удалось обнаружить никаких следов, которые помогли бы нам догадаться, что за существо посетило нас ночью и нагнало на нас такого страха. Впрочем, нельзя сказать, что никаких следов в кают-компании не было: в нескольких местах переборки оказались словно процарапаны грубым наждаком, однако определить, появились ли эти потертости прошедшей ночью или они были здесь раньше, мы не смогли.

О том, что мы слышали, боцман велел мне никому не говорить, так как ему не хотелось путать матросов больше, чем следовало. Мне это решение показалось достаточно разумным, поэтому я держал рот на замке. В глубине души я, однако, был далеко не спокоен, ибо мне хотелось больше знать о твари, которую нам следовало опасаться; более того, я вовсе не был уверен, что опасность грозит нам только ночью. Мысли об этом не отпускали меня, и все время, пока внимательно осматривал трап и стены салона, я боялся, что существо — а именно так я называл про себя нашего ночного гостя — может напасть на нас и при свете дня.

После завтрака, к которому кроме рома и галет каждый получил по куску солонины — назначенные боцманом на камбуз матросы сумели развести в плите огонь, — мы под руководством боцмана занялись нашими насущными делами. Джош и двое матросов второго класса отправились на поиски бочек с водой, а остальные начали вскрывать ведущие в грузовой трюм люки, чтобы посмотреть, что вез таинственный бриг, но — вот странность! — в подпалубных помещениях не было ровным счетом ничего, кроме трех футов застоявшейся воды.

К этому времени Джош обнаружил бочонки с пресной водой и даже перекачал немного в пустой анкерок, но, к нашему великому сожалению, вода эта обладала отвратительным вкусом и запахом и не годилась для питья. Боцман, однако, велел перелить часть воды в ведра и поставить на палубе в расчете на то, что на свежем воздухе она отдаст часть запаха. Джош так и поступил, однако вода, простояв все утро в открытой посуде, сделалась лишь немногим лучше.

Как легко предположить, все мы были весьма озабочены тем, где достать пригодную для питья воду, ибо к этому моменту мы уже начинали ощущать нехватку ее. Одни предлагали одно, другие другое, но — увы — никто не придумал реального способа удовлетворить нашу нужду. После обеда боцман велел Джошу взять четверых матросов, сесть в шлюпку и подняться вверх по протоке на милю или две в надежде, что на большем удалении от моря вода окажется не такой соленой. К несчастью, экспедиция хотя и вернулась перед самым закатом, привезла неутешительные вести — вода в протоке оставалась непригодной для питья даже на значительном расстоянии от места нашей стоянки.

Очевидно, боцман предвидел, что Джошу не удастся найти воду, поскольку сразу после того, как шлюпка отчалила, приказал назначенным на камбуз матросам кипятить взятую из ручья воду в трех вместительных чайниках; над носиком каждого чайника боцман повесил по большому котелку с водой из трюма, которая была холоднее, чем вода в протоке, чтобы пар из чайников, попадая на холодное железо, конденсировался и стекал в ведра, поставленные под котелками на полу камбуза. Таким образом нам удалось получить достаточно пресной воды, чтобы хватило и на сегодняшний вечер, и на завтрашнее утро; к сожалению, этот способ оказался чересчур медленным, и нам необходимо было придумать что-нибудь более производительное, если мы хотели — я, во всяком случае, хотел — поскорее покинуть этот странный корабль.

Ужинать мы сели рано, еще до того, как село солнце, так как не хотели портить себе аппетит, слушая заунывный вой, ожидать возобновления которого у нас имелись все основания. После ужина боцман задраил входной люк, и мы все перешли в капитанскую каюту, как и в предыдущую ночь заперев и забаррикадировав за собой дверь; как оказалось, эта похвальная предусмотрительность сослужила нам добрую службу.

К этому времени солнце почти закатилось, над равнинами сгустились сумерки, и в полумраке поплыл выматывающий душу вой; мы, впрочем, отчасти уже привыкли к многочисленным странностям этих богом оставленных земель, поэтому набили наши трубки и раскурили их; я, однако, заметил, что никто из моряков не разговаривал: не обращать никакого внимания на траурные стоны и истерический визг было выше человеческих сил.