Deathwisher: [психо]toxic

Я лежу на спине, на изорванном жёстком дерьмантине и заливаю кровью диван. Сквозь маленькую решётку в бронированной панели, отделяющую отсек для преступников от салона, я вижу затылок водителя. Потом переворачиваюсь на живот и начинаю ковыряться лезвием указательного пальца в дверном замке, точнее, в панели. Мои когти могут перерезать даже мягкую сталь, что говорить о пластике и кожзаме, поэтому, я скоро отковыриваю пластмассовую панель и снимаю блокировку…

Вот. Мощный удар рукой, и дверь распахивается настежь. Скорость не такая большая, поэтому я, крича от боли в простреленных конечностях, цепляясь рукой за сиденье, подтягиваясь и воя, на скорости где-то километров 40 в час, вываливаюсь из машины… Слава Мессии, правый ряд, и я кубарем качусь по слякоти, вымазываясь в ней, и ощущение такое, будто мои ноги попали в мясорубку и их перемалывает, переламывает чудовищным винтом…

А ментовозка едет себе дальше…

Я всё ещё на набережной. С другой стороны шоссе – череда угрюмых правительственных зданий.

Стою на коленях на обочине, держу руку вверх, голосую…

Мессия, помоги мне.

Я не хочу умирать.

Я надеюсь, что я успею убраться отсюда раньше, чем они опять до меня доберутся.

Останавливается блестящий «Томогавк-2» – полноприводной мотоцикл со спаренными колёсами, жуткая зверюга, сверкает углепластиком и хромом. Реклама играет неоном на полированных боках.

Водитель весь в чёрной коже и со шлемом на голове. Шлем придаёт ему неземной вид, будто футуристический ангел смерти спустился на землю за мной, но я просто уже ничего не соображаю от потери крови. Он наклоняется ко мне, что-то говорит, но я не понимаю, что именно. Не думаю, рефлекторно, бью его рукой в живот, он сгибается пополам и заваливается на бок.

Вот так.

Я хватаюсь за бензобак «Томогавка» выпущенными когтями, царапая покрытие с противным звуком, подтягиваюсь, втягиваю себя на него, кричу, но продолжаю цепляться и подволакивать ноги. Наконец, забираюсь. Просто распластываюсь по нему. Из моего рта течёт кровь, много крови, я всё время её сплёвываю. Смотрю на светящиеся приборы мутным и двоящимся взглядом…

Я завожу байк.

Трогаюсь с места, еду в правом ряду, но чувствую, что не могу удержаться, в бёдра будто вогнали по колу, руки, скользкие от сукровицы, соскальзывают с руля.

Проезжаю пару десятков метров, и, теряя сознание, валюсь вместе с мотоциклом на бок, сползая с него… Не придавило. Отползаю от байка на обочину.

Мне так плохо. Мне так больно. Меня разрушают.

Руками скребу по завитушкам ограды, с них слетают снежинки.

Вижу рекламный щит «L'Oreal Paris», красивая девушка обворожительно мне улыбается, а я помираю. Так бездарно.

Снег.

Он такой холодный и мокрый.

Такой неправильный.

Как вся моя жизнь…

Темнота.

Сменяется болью. Опять боль.

Я так привык причинять боль другим.

Мне это так нравилось.

А теперь что – причиняют боль мне. Это не было предусмотрено. Такого не должно было быть, потому что я – Господь Бог, а не кто-то другой!!!!! Вы слышите меня?!!

Я – Господь Бог!!!

Я лежу распростёртый в снегу, как Мессия.

Что за дерьмовая жизнь?

Что за дерьмовый я?

Из темноты выплывает оскаленное лицо Снеговика. Он пришёл за мной, выследил, вынюхал меня, как адская гончая, пришёл отомстить мне. Огни города играют на его изощрённых зубах, на лбу блестят бисеринки пота, и я вижу каждый розовый волос в его ёжике. Так чётко. Он стоит надо мной, широко расставив ноги, наклоняется… Я поднимаю руку (она такая тяжёлая), выпускаю когти и пытаюсь ударить его по лицу. Я очень хочу жить, и я пойду до конца.

Почему, не знаю.

А он перехватывает мою руку, держит. Шипит:

– Ах ты сука. Ах ты дерьмо собачье. Ах ты гнойный кусок смердящего говна. Получай, мудак, новогодний подарок.

Он разворачивает мою кисть ко мне, и, чёрт, я не в силах сопротивляться этому чудовищному давлению, и резким движением всаживает её мне в живот. Все пять лезвий. По вторую фалангу.

Из меня непроизвольно вырывается воздух и какой-то скулящий стон.

Он распрямляется, смотрит на меня сверху вниз.

А я смотрю на него. И на равнодушное небо над ним, и на оранжевый фонарь.

Выдёргиваю из себя руку, как же больно, как противно, пытаюсь встать. На колени. Осторожно, вот так. Хорошо. Вертикальное положение – уже хорошо.

Моя рука вся крови (моей!), в сгустках. Я смотрю на свой вспоротый моей же рукой живот, на ровные срезы плоти под порванной майкой и готовые вывалиться кишки.