Джон Берк: Театр доктора Страха

Свет фонаря выхватил очертания каменного гроба.

И еще – гротескную морду полуволка-получеловека. застывшую в ужасной гримасе.

– Калеб! – завопил Джим.

Сверху раздались торопливые шаги. Когда наконец шумное дыхание старика послышалось совсем рядом и внезапно затихло. Джим спросил:

– Что это? Ты знаешь?

– Да, – едва слышно прошептал Калеб. – Это гроб Козмо Валдемара.

Джим ткнул пальцем в зловещий барельеф:

– Оборотень!

– Вы же помните легенду, – пробормотал Калеб.

Ее помнил любой из Даусонов и вряд ли был способен забыть. В последние сорок-пятьдесят лет она стала поводом для семейных шуток, но когда-то предки Джима относились к ней гораздо серьезнее, ибо верили в проклятие, довлеющее над родом. Правда, поколения сменялись, а ничего ужасного не происходило, и страх уступил место своеобразной гордости. История, которая передавалась из поколения в поколение, обросла самыми жуткими подробностями, но изначально была достаточно незатейливой.

Когда-то, очень давно, Козмо Валдемар внезапно стал притязать на дом и земли Даусонов. Предок Джима якобы присвоил чужое наследство, и теперь оно должно было вернуться к истинному владельцу – тем или иным способом.

Начались загадочные убийства. Люди погибали один за другим, их трупы находили с растерзанными глотками, как будто несчастные подверглись нападению дикого зверя. Валдемара обвинили в том, что он оборотень, и решили с ним расправиться. Почувствовав, что смерть близка, он поклялся, что однажды вернется и потребует расплаты. Легенда, как ее слышал Джим, гласила, что когда-нибудь Валдемар, приняв человеческий облик, восстанет из гроба, и тогда хозяин дома, кто бы им ни был, должен будет уступить ему право владения.

– Никто не знал, где эта могила, – задумчиво произнес Джим.

– И все это время он лежал здесь! – удивленно воскликнул Калеб. Прямо здесь, внизу, замурованный в подвальную стену!

Но штукатурка была совсем свежей. В этом Джим мог поклясться.

– Я хочу посмотреть, что там внутри, – решительно сказал он. – Помоги-ка мне.

С явной неохотой Калеб подчинился. Они осторожно вытянули массивный саркофаг через отверстие в стене и бережно опустили на пол.

Склонившись над гробом, Джим велел старику посветить. Тот испуганно отпрянул, но потом дрожащей рукой взял фонарь и направил луч света на тяжелую каменную крышку.

Отыскав зазор, Джим вонзил в него острый конец молотка и с силой нажал на рукоятку. Металл заскрежетал о камень, но крышка не сдвинулась даже на миллиметр. Джим налег всем телом – и деревянная ручка не выдержала.

Швырнув обломки на пол, он обратился к Калебу:

– Пойдем. Здесь нужно что-нибудь покрепче.

Старик облегченно перевел дух и заспешил наверх вслед за ним.

День угасал. Джим с удивлением понял, что близится вечер. Пожалуй, он слишком увлекся. Но теперь нужно довести дело до конца. Интересно, вернулась ли миссис Биддалф? Хотя, будь она дома, непременно услышала бы их шаги и выглянула посмотреть, что происходит. Джим встревожился. В сумерках по разбитым дорогам острова ездить небезопасно – слишком легко упасть. Но миссис Биддалф живет здесь не первый день, за это время она должна была научиться ездить на велосипеде.

– У тебя есть какие-нибудь инструменты? – обратился он к Калебу.

Под меркнущим небом они направились к сараю возле конюшен. Там Джим взял более увесистый молоток, зубило и тяжелый лом.

– Сэр. – Калеб облизнул пересохшие губы. – Простите, что я осмеливаюсь вмешиваться, но, может, лучше все оставить, как было? Есть вещи, которых не стоит касаться…

Джим не стал обращать внимания на его слова. Он твердо решил вернуться в подвал и выяснить, кто же лежит в каменном гробу.

Вдвоем они вошли в дом.

Подвальная дверь была открыта.

Джим замер, уставясь в зияющий проем. Он отчетлив помнил, что закрыл дверь перед уходом. Глянул на Калеба: было ясно, что тот тоже это помнил.

Джим метнулся вниз по ступенькам.

Когда, запыхавшись, он подбежал к гробу, крышка была закрыта. Еще закрыта.

Или уже.

Рядом шумно дышал Калеб. Он испуганно озирался по сторонам – как будто хотел убедиться, что в темных углах подвала никто не прячется, – готовый при первом же намеке на опасность рвануться наверх с юношеской прытью.

Джим медленно водил по полу лучом фонаря. Вот луч скользнул по следам в пыли, миновал их и, спохватившись, снова вернулся. Рука Джима, держащая фонарь, замерла.

Следы были свежими. На полу отчетливо выделялись огромные отпечатки волчьих лап.